Зарисовки под радужным зонтом. Часть 8

Зарисовки под радужным зонтом. Часть 8
В наши края прилетели снежные мотыльки -
Завели-закружили свой зимний вальс.
Только вот не коснутся они руки
Нипочем: «Любуйся, но только смотри на нас»
В наши края вслед за осенью как-то пришла весна:
«Посудила с Зимой я, на том сошлись,
Что не дело льдам быть в таких краях,
Я пришла с цветами здесь славить жизнь!»
А Зима – та вьюжных пастись коней
Отпустила по руслам хрустальных рек.
Не ходи за ними – не сыщешь назад путей,
Заплутаешь, очарованный, здесь навек.
А весна ли, право, вокруг, или это сон?
Ведь такому, как вижу, никак не бывать сейчас,
Где же видано, чтобы за ноябрем
Начинался марта прекрасный вальс?
Это, верно, Зима разыграла театр теней,
Льдами сребренными мир заковав
И отзвучья теплых весенних дней
Поместив в шкатулку кривых зеркал.
Всю ночь в окна стучал дождь. Шептал, просясь в тепло, играл, вместо клавиш пробегая ловкими пальцами по звонкоголосой черепице. Сулил чудо. Только под утро смолк, удалившись не солоно хлебавши к другому, может, более гостеприимному порогу. Вместе с дождём ушла и ночь. И тут же, презрев тонкую ткань занавесок, в комнату стремительно ворвалось ослепительно яркое утро. Нахохленный как мокрый воробей, ноябрь всеже иногда давал балы.
В доме было тихо – только на печке залихватски свистел пузатый чайник да плясал в нем неугомонный Чфирк. Луча нигде небыло. Налив ароматного чая в две яркие чашки и завернувшись в теплый плед, я пошла искать неугомонного хозяина лесного домика. Открыла дверь и… кажется, попала в весну.
Все тонуло в ослепительно-белых цветах. Ими были густо усеяны ветви старых деревьев, земля под ними была покрыта толстым ковром из лепестков, они кружили в воздухе и лежали даже на пушистых еловых лапах, причудливо – будто ели тоже зацвели… Густой пряный воздух пах почему-то цветущими абрикосами, совсем как в детстве… И еще липой. Но вот тепло, увязавшееся следом за мной в дверной проем, чихнув, юркнуло обратно, напуганное сквозняком, и наваждение развеялось.
Вокруг лежал снег. Создавалась первая бисерная картина этой зимы. От крыльца по белому покрывалу вела цепочка детских следов, а вокруг нее, выписывая немыслемые пируэты, вилась цепочка следов когтистых. Это Пыфф, впервые увидевший снег, наносился на радостях по пушистой мантии, укутавшей землю, да и юркнул обратно под крыльцо – греть нос. Теперь было слышно, как он там возится и фыркает, забивая черненьким носом мох и пушинки в щели между досками. Я положила на нижнюю ступеньку кусочек хлеба, сдобренный маслом. Из под крыльца тут же высунулись усы, заработали, вбирая запах. Обладателю усов запах пришелся по вкусу, и проворная цепкая лапка тут же утащила лакомство.
- С добрым утром, - усмехнулась я. – Приятного аппетита, Пыфф!
- Пыфф! Пыфф-пыфф, - донеслось из-под крыльца.
Я поплотнее завернулась в плед и пошла по тонкой ниточке следов.
Луча я нашла на полянке неподалеку, рядом с веселой речушкой, которая сейчас покрылась прозрачным ледяным панцырем. Наверно, ночью мороз ударил сильный, потому что кое-где по руслу замерзли даже волны и рябь, и теперь казалось, что это не речка, а спина спящего ледяного дракона…
Луч сидел под зонтиком на заботливо сбитой скамеечке, застеленной одеялом. Падающие с ветвей снежинки скатывались по радужному куполу. Как с детской горки, и мне казалось, я слышу их счастливый смех.
- Тебе не кажется, что это не снег вовсе? – вдруг спросил Луч. И как догадался? Я села рядом и протянула ему чашку с чаем.
- Кажется, - говорю.
- А я это точно знаю, - пробормотал парнишка, грея покрасневший нос в ароматных парках. Веснушки при этом приободрились и, как всегда, тут же пришли в деятельное движение. Или это снова блики?
Под радужным зонтом было тепло, как будто мы сидели в комнате. Только снег под ногами не таял и слегка холодил ступни сквозь тонкие подошвы ботинок. Отхлебнув чая, я проследила на чайной поверхности полет вороны. Птица даже не догадывалась о том, что я смотрю на нее, и оттого я с легкой задоринкой почувствовала себя шпионом. Настой в чашке слегка покачивался, и вместе с ним качалось и небо, и ворона, словно на снимке сепией… Я подняла глаза.
Вокруг вновь стояла весна, и не просто. Белоснежными живыми цветами было засыпано все вокруг. Они пахли так, что хотелось есть сладкий медовый воздух прямо ложкой. А на речке… Точнее, речки небыло. Был дракон. Исполинский дракон с льдисто-серой чешуей, потрескивающей в такт дыханию. Он спал, изредка ворочаясь во сне, и тогда по спине его словно пробегали трещины. А прямо на чешуйчатом боку резвились лошади… серебристо-лазурная шерсть покрывала могучие крупы жеребцов, тонкие станы кобылиц и нескладные фигурки крохотных жеребят. А в гривах буяла весна…
Цветы, лежащие повсюду, вихрились, то ли путаясь в роскошных гривах, то ли сами же их и создавая… Лошади звонко ржали и били копытами – дальняя им выпала дорога, но все ж таки привезли госпожу Зиму.
Мы с Лучом долго сидели так, любуясь чудесным миром, который открыл нам волшебный цветастый зонтик. А снег все падал и падал, истирая прошлые картины и рисуя новые бессчетное количество раз.