Глава четырнадцатая "Пласты"

 

 

 

 

§ 2. «Голубые гитары»

 

 

Много раз ставил миньон, на котором была записана песня «Ветер северный» (Я. Френкель — И. Гофф):

 

«И зачем с тобою

Было нам знакомиться,

Не забыть теперь вовек

Мне взгляда синего.

Я всю ночь не сплю,

А в окна мои ломится

Ветер северный, У

меренный до сильного

Знаю я, что все пути

К тебе заказаны,

Знаю я, что понапрасну

Все страдания.

Только сердце у людей

Сильнее разума,

А любовь ещё сильней,

Чем расстояния.

А быть может, и к тебе

Пришла бессонница

И лежишь ты, не смыкая

Взгляда синего.

Ты всю ночь не спишь,

А в окна твои ломится

Ветер северный,

Умеренный до сильного».

 

Совершенно обалденной была песня «Когда я увидел её» (Дж. Леннон, П. Маккартни).

Ради неё мы, пионеры лагеря «Дружба», шли днём на танцплощадку, предварительно заслав в радиорубку своего «ди-джея» (без ведома руководства лагеря).

Он врубал на полную мощность эту песни, и мы хорошо «оттягивались» под бешеный ритм «Битлз».

Я уже упоминал в предыдущей главе о ней.

В конце песни звучал непристойный умопомрачительный визг вокалиста. Мы его с нетерпением ждали, чтобы сделать резкие заключительные «па» ко всеобщему удовлетворению.

 

Особая благодарность «Голубым гитарам» за песню «Не жалею» на стихи (правильнее сказать : «бестселлер») 1921 года Сергея Есенина:

 

«Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,

Сердце, тронутое холодком,

И страна березового ситца

Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! Ты все реже, реже

Расшевеливаешь пламень уст...

О, моя утраченная свежесть,

Буйство глаз и половодье чувств!

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,

Тихо льется с кленов листьев медь...

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть».

 

 

 

§ 3. «Синяя птица»

 

«Группа образовалась в 1972 году в г. Гомеле и (Беларусь) как ВИА «Мы, вы и гитары». В его составе выступал Сергей Дроздов (в то время — учащийся Гомельского музыкального училища им. Н. Ф. Соколовского).

Впоследствии ансамбль получил название «Голоса Полесья», становился лауреатом белорусских республиканских конкурсов и всесоюзного конкурса.

 

В 1974 году с целью «завоевания» союзной эстрады участники «Голосов Полесья» переезжают в нашу Горьковскую филармонию в коллектив «Современник».

Его полный состав образовывали белорусы Михаил Болотный, Роберт Болотный (бывший саксофонист оркестра Эдди Рознера), Борис Белоцерковский, Сергей Дроздов, Евгения Завьялова (бывшая солистка оркестра Рознера), Юрий Метёлкин и Юрий Янин.

В то же время в Москве на фирме «Мелодия» записывается материал на пластинку-миньон, куда входит песня Юрия Акулова на слова Леонида Шишко «Клён» («Там, где клён шумит над речной волной…»), скоро ставшая всесоюзно популярным шлягером, суперхитом на многие десятилетия...

Настоящей визитной карточкой этой группы молодых исполнителей стала эта песня.

 

«Там, где клён шумит

Над речной волной,

Говорили мы

О любви с тобой.

Опустел тот клён,

В поле бродит мгла,

А любовь как сон

Стороной прошла...

Сердцу очень жаль,

Что случилось так.

Гонит осень вдаль

Журавлей косяк.

Четырем ветрам

Грусть-печаль раздам.

Не вернётся вновь

Это лето к нам...

 

Ни к чему теперь

За тобой ходить,

Ни к чему теперь

Мне цветы дарить.

Ты любви моей

Не смогла сберечь

Поросло травой

Место наших встреч...».

 

К тексту претензий почти нет.

Есть только одно совсем небольшое замечание.

К автору стихов Лёне Шишко.

Весьма рискованно звучит двусмысленная фраза: «Ни к чему теперь Мне цветы дарить!».

Можно подумать, что лирический герой песни уговаривает бывшую возлюбленную, чтобы она больше не дарила ему цветов, ибо не сумела сберечь его любви к ней!..

Согласитесь, несколько самонадеянно?

 

Второе место по популярности среди молодёжной аудитории заняла песня «Ты мне не снишься»:

 

«Ты мне не снишься вот уж неделю,

Сны пролетают белой метелью,

Сны пролетают синею птицей,

В облаке тают, как небылицы.

Ты мне не снишься, я тебе тоже,

И ничего мы сделать не можем.

Словно чужими стали друг другу,

И между нами, и между нами белая вьюга.

Ты мне не снишься, кто ж тут виною,

Если ошибку звали любовью?

Сами назвали, сами решили,

Не понимая, что поспешили.

Ты мне не снишься, стало быть, ясно:

Новой не будет старая сказка,

Старая песня новой не станет,

Два сердца вместе петь не заставит».

 

 

Несколько огорчает плясовой мотивчик. Как будто подчёркивает неуёмную радость лирического героя.

Так и хочется пойти вприсядку!

А чего радоваться-то?

Кажется, что вокалист на фоне такой музыки с особым удовлетворением отмечает: «Ты мне не снишься!» и тут же мстительно добавляет: «Я тебе тоже!»

В подтексте звучит: «Ура! Я вовремя спохватился, разглядел, что наши отношения — большая поспешная и неуместная ошибка!».

 

Основания для вывода такие: она не снится герою вот уж целую неделю.

Ага, попалась, коварная «подделка», подлый "фальсификат"!

Теперь уж — фигу: ни за что не заставишь моё обманчивое сердце петь дуэтом вместе с твоим!

В подтверждение подозрений насчёт фальсификации чувств: «Я тебе тоже» не снюсь!

Ну что ж тут поделаешь, винить некого.

Всё и так «Стало быть, ясно...».

 

 

 

§4. Градский

 

Градский вошёл в мою жизнь песней «Синий лес».

С нею меня познакомил старший брат Саша.

Потрясающая музыка, великолепные слова:

 

«Синий лес до небес, синий лес, пожалуйста,

Сказку мне расскажи о весне.

Синий лес, милый лес, ты — хороший, знаю я,

Приходи скорей, ну приходи скорей,

ну хоть во сне.

 

Синий лес, синий лес, синий лес далекий лес…

 

Мы растем, мы растем и старимся,

Вместе с нами старишься синий лес и ты.

Все пройдет, все обиды сгладятся,

Снова будешь синим лесом, лес моей мечты.

 

Синий лес, синий лес, синий лес далекий лес…».

 

 

Ошеломившая народ в 1972 году большая первая авторская пластинка (диск-гигант) Давида Тухманова «Как прекрасен мир» подарила мне вторую горячо любимую песню в исполнении Градского «Жил-был я…» на стихи Семёна Кирсанова «Строки в скобках» из Цикла «Больничная тетрадь»

 

Три еврея, три потомка «распявших Христа», три представителя богоизбранной нации, как и водится в артистической, музыкальной и писательской среде, сотворили очередной бесподобный шедевр:

 

«Жил-был — я. (Стоит ли об этом?).

Шторм бил в мол.

(Молод был и мил...).

В порт плыл флот.

(С выигрышным билетом).

Жил-был я

(Помнится, что жил).

Зной, дождь, гром.

(Мокрые бульвары...).

Ночь. Свет глаз.

(Локон у плеча....).

Шли всю ночь.

(Листья обрывали...).

«Мы», «ты», «я»

Нежно лепеча.

 

Знал соль слез

(Пустоту постели...).

Ночь без сна

(Сердце без тепла) —

Гас, как газ,

Город опустелый.

(Взгляд без глаз,

Окна без стекла).

 

Где ж тот снег?

(Как скользили лыжи!)

Где ж тот пляж?

(С золотым песком!).

Где тот лес?

(С шепотом — «поближе»).

Где тот дождь?

(«Вместе, босиком!»)

Встань. Сбрось сон.

(Не смотри, не надо...).

Сон — не жизнь.

(Снилось и забыл).

Сон — как мох

В древних колоннадах.

(Жил-был я...)

Вспомнилось, что жил».

 

 

В 1973 году Александр Градский познакомил жадно читающую публику с творчеством Роберта Бёрнса.

Впечатлила «В полях под снегом и дождём», где Градский немного прокуренным голосом (певец до сих пор курит?) вещал:

 

«В полях, под снегом и дождем,

Мой милый друг,

Мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой.

Пускай сойду я в мрачный дол,

Где ночь кругом,

Где тьма кругом, —

Во тьме я солнце бы нашел

С тобой вдвоем,

С тобой вдвоем.

И если б дали мне в удел

Весь шар земной,

Весь шар земной,

С каким бы счастьем я владел

Тобой одной, Тобой одной...».

 

 

Словами всё вышеприведённое непередаваемо: насущно необходимо музыкальное сопровождение!

Не менее интересно прозвучали и другие песенки на стихи Бернса, такие как «Наш старый дом», «Подруга угольщика», Финдлей», «Ты меня оставил».

Бернс в переводе Самуила Яковлевича Маршака в одночасье стал суперпопулярным на всей территории СССР.

Мы зачитывались им до опупения, до "дыр", до хрипоты...

Позднее Александр Градский привлёк внимание народа к поэзии Поля Элюара, Николая Рубцова, Саши Чёрного (в частности «Обстановочка», которую я читал на поэзовечерах в Белозёрихе), Пьера Беранже, которым я также зачитывался.

Проникновенно, чувственно исполнил песню Пахмутовой на стихи её мужа Никиты Добронравова «Как молоды мы были» из кинофильма «Моя любовь на третьем курсе».

Эту песню (вернее, текстовый её компонент) я всегда недолюбливал, но в исполнении Градского слушал с удовольствием.

«Яростный стройотряд» из того же фильма импонировал мне как бойцу ССО (студенческого строительного отряда).

 

До потери пульса нравилась песня «Любимая, спи» на стихи Евгения Евтушенко.

В классическом виде она прозвучала в репертуаре ВИА «Цветы» под названием «Колыбельная»:

 

«Какую песню спеть тебе, родная?

Спи, ночь в июле только шесть часов.

Тебя, когда ты дремлешь засыпая

Я словно колыбель качать готов

 

"Спокойной ночи", — говорю я снова,

И верую, что не настанет дня,

Когда тебе два этих тихих слова

Промолвит кто-нибудь поздней меня…

 

Пусть милая, тебе спокойно спится,

А я пока долину осмотрю.

Скажу, чтоб вовремя запели птицы,

Задую звезды и зажгу зарю

 

Спи, ночь в июле только шесть часов…»

 

Другое любимое мной стихотворение, включённое в длинный список произведений, вошедших в репертуар незабываемых поэзовечеров в спортлагере «Кировец», — «Я – Гойя!» Андрея Вознесенского:

 

«Я – Гойя!

Глазницы воронок мне выклевал ворог, слетая на поле нагое.

Я горе, я горе.

 

Я голос Войны, городов, головни на снегу сорок первого года.

Я голод, я голод.

Я горло!

Повешенной бабы, чье тело, как колокол, било над площадью голой.

Я – Гойя!

 

О гроздья возмездья!

Вбил залпом на запад я пепел незваного гостя.

И в мемориальное небо вбил крепкие звезды, как гвозди.

Я – Гойя!»

 

В 1971 году на экраны кинотеатров вышел «Гойя, или Тяжкий путь познания» художественный широкоформатный фильм «Гойя, или Тяжкий путь познания» по одноимённому роману Лиона Фейхтвангера.

Это, по сути, историко-биографический фильм о жизни гениального испанского живописца и графика Франсиско Гойя, жившего на рубеже XVIII —XIX веков.

Я смотрел этот фильм в новом кинотеатре «Россия», построенном в 1973 году на проспекте Ленина.

В фильме принимали участие такие известные актёры, как Игорь Дмитриев, Михаил Козаков, Людмила Чурсина, Игорь Васильев.

Образ главного героя сумел великолепно воплотить в жизнь мой любимый Донатас Банионис.

Моё сердце этот очаровательный прибалт, несмотря на всю свою мешковатую внешность, окончательно завоевал после того как я посмотрел фильм «Бегство мистера Мак-Кинли».

 

Молодёжь долго балдела от «хоровой» песни «Замыкая круг» (К. Кельми — М. Пушкина).

Градский её исполнял в группе таких популярных рок-музыкантов как Крис Кельми, Константин Никольский, Андрей Макаревич, Евгений Маргулис, Марина Капуро, Павел Смеян, Жанна Агузарова, Валерий Сюткин, Александр Иванов, Александр Кутиков и др.

После успеха этой песни некоторые авторы поспешили использовать этот стиль в своих новых произведениях.

О них, если доведётся, расскажу позднее.