Внебрачный сын. Рассказ.

«Дух отцов воскрес в сынах»
              Жуковский             
 
Внебрачный сын.
 
 Рассказ.
 
  Седой Каспий шумел, высокие волны, покрытые пенистым гребнем, взволнованные налетевшей еще с вечера шамрой, частично затопив берег, катили свои волны дальше, в сторону горного селения Лерик, расположенного на возвышенности у подножия Талышских гор. Ближе к берегу дома уже были затоплены моряной, вода продолжала прибывать, усиленная ветром, поднимаясь выше и выше. Горный князь - мелик,  Ларский Иван Семенович, на своем тарантасе возвращался из Ленкорани в свое поместье в низменности реки Виляшчай.
 - Смотри, что творится, Матвей, - попыхивая трубкой, набитой душистым заморским табачком, обратился князь к своему кучеру, - а низменность, поди, совсем затопило, пропали поля с тютюном,  рисом и яровой пшеницей, - мотая головой, с досадой произнес князь.
– Морская вода, она, конечно, вредна для растения, особенно для рассады, - рассудительно начал кучер, шмыгая носом,-  вода вряд ли дойдет до вашего  поместья,  Ваше сиятельство, а вред непременно принесет, – понукая лошадей, заворачивая самокрутку, еще тише прошамкал Матвей. Три резвые лошади карабахской породы, несмотря на весеннюю распутицу, легко тащили тяжелый тарантас. Жители, наспех прихватив свои пожитки, со стадами коров, овец, поднимались на лесистый холм, чтоб переждать шамру. Показалась пустующая сельская мечеть, а за ней и православный храм, построенный еще отцом Ивана Семёновича, князем Семёном Ивановичем, в честь его рождения. Вообще-то, рождение князя Ларского - младшего было темным, супруга князя Семёна Ивановича, княгиня Ольга Петровна, тяжело хворала, даже парижские эскулапы вынесли свой вердикт – она обречена на мучительную смерть от скоротечной чахотки, которая медленно, но уверенно въедалась в её плоть, убивая её, и о рождении дитя не могло быть даже речи, и князь, который не хотел оставаться без наследника, закрутил бурный роман с восемнадцатилетней служанкой староверкой Алисой, которая вскоре забеременела, не вызывая даже ни злобы, ни ревности у княгини Ольги Петровны, которая, будучи потомком столбовых дворян, прекрасно осознавала, что значит преемственность, продолжение рода, а что касается людского пересуда, то и на это находила ответ: «людских пересудов не переслушаешь»,- рассуждала она.
– Ты, Семён, не кори себя, ишь, как судьбинушка-то сложилась, относись к Алисе, как к матери своего сына, мои дни уже сочтены, и скоро боги погасят мою свечу, как видишь, «Парка мои дни считает, отсрочек не даёт», как говорил Батюшков, обрезая нить моей жизни,- тихо проговорила она, вытирая окровавленные губы белоснежным платком. Съезди в уезд, оформи на мальчика наследство, ведь, он твой отпрыск, Богом посланный, прости меня за то, что его не смогла тебе дать я, - отхаркивая кровью, тихо произнесла княгиня Ольга, отвернувшись к окну.
– Успокойся, Олюшка, я сделаю, как ты велишь, прости меня за эдакий проступок, я всегда любил тебя, лелеял, но фатум решил по-своему, - поглаживая её белокурые волосы, прослезившись, печально произнес князь Ларский.
 – Жить век – и так и эк, - обессиленным голосом прошептала княгиня, - Семён, прошу тебя, пусть покамест Алиса с младенцем побудет со мной, я понимаю, ненадолго. Таким образом, князь Иван Семёнович вспоминал те события, о которых ему рассказывал отец. После смерти отца он унаследовал несметное богатство, хотя порой доходил до него слушок: из черни, мол, он не потомственный, судьба, тут ничего не поделаешь. Тарантас за храмом повернул к двухэтажному особняку с колоннами, отделанными белым мрамором, с позолоченными куполами, утопающему в цветущем в саду. Садовник, он же сторож, пожилой грузин, на колокольный звук отворил тяжелые железные ворота, сняв шапку-треух, пропустил тарантас, отвесив поклон хозяину. Князь, не дождавшись, когда кучер приставит короткую лестницу к тарантасу, молодцевато выпрыгнул и, приветствуя прислугу, начал подниматься на второй этаж, в свой кабинет, где он после смерти родителей не работал и не спал.  Снова пустые покои, без женской ласки, шумных забав розанов, тоска, да и только, - подумал князь Ларский, сидя на диване в кабинете. Конечно, он боялся одиночества, ведь, годы-то уже перевалили за тридцать, балы не посещал, вечеринки не признавал, только однажды, прогуливаясь по берегу, случайно встретился с одной девицей, слишком молодой, лет шестнадцати, которая шла в сторону леса, держа на поводке козу. Да, она была красивая, как аполлонская муза с горы Геликон, по одежде видно было, что она из бедной семьи, но у нее была естественная красота, не чета кисейным барышням с узким кругозором, это было год назад, тогда у него была кралечка, вдова погибшего в горах прапорщика, после коротких встреч он понял, что она для семейной жизни не годится, была дурнушкой, кичливой, что его весьма раздражало; а эта белокурая юная пери с неухоженными волосами, с голубыми глазами, впала в душу, и, что удивительно, он её забыть не мог, теперь не знал, где же её искать.  Он до сих пор помнил слова сослуживца.
- Никогда,  Иван, не гонись за богатенькой, они, конечно, образованные, богатые, чтят преемственность, но потомство хилое, женись на убогой и поверь, будешь счастливым, - и хохотнул, опрокинув цельный фужер водки, наверное,  у него был некий опыт.   Да, «и плачь, и взрыд, и хохот», как говорил Жуковский, - подумал, было, князь, - надо бы её найти, и вот что интересно, всё повторяется, я потомок князя и служанки - староверки, ведь, они-то жили  счастливой жизнью, может, в этом и есть наша доля, благоволение судьбы, её правда, а? –  успокаивал себя князь Ларский, наливая в хрустальный фужер коньяка. Он давно не был в гостиной, где почивали мать с отцом, а покои покойной княгини после её смерти пустовали, хотя мебель и все внутреннее убранство были заменены. Гостиная была, как музей: на стенах, на персидских коврах висела богатая коллекция старинного огнестрельного и холодного оружия, вся мебель в гостиной была резной, инкрустирована различными породами дерева в стиле интарсия, стояли мягкие диваны, турецкое канапе с приподнятым изголовьем, у дивана стоял большой обеденный стол, поверхность которого была отделана яшмой с причудливыми узорами с пестрой окраской, в стороне у окна стояли масляные лампы, длинные свечи на тяжелых  персидских подсвечниках шандал, полки с книгами античных авторов, полки с вазами, шкатулками, тоже из яшмы, красной, зеленной, с узорчатыми прожилками, над полками висели иконы, гравюры. После кончины княгини Ольги Петровны отец с матерью жили в гостиной, а спальная пустовала.  Че тут думать-то, - размышлял князь Иван Семёнович, надобно отыскать её, эту голубоглазую пери, может, она и есть мое спасение, а? а то сидишь тут и корчишь из себя Петрарку, его «небесную любовь», и скоро начнешь писать скорбные элегии, как Овидий. В дверь гостиной постучали, и, после возгласа князя: «войдите», на пороге показался его сослуживец, приказчик - эконом прапорщик Дронов  Сергей Сергеевич.  
– С возвращением в родные пенаты, Ваше сиятельство, - робко произнес приказчик, но князь обнял его.
- Благодарю тебя, Сергей Сергеевич, за добросовестное отношение к делам, не  забуду. Завтра же спозаранок поедем в долину, посмотрим, оценим ущерб, весна только начинается, можно все посевы восстановить, - наливая приказчику выпить, сказал князь.
 
Весна основательно установила свое господство, расцвели сады, каштан, мимоза, акации, гранат развесил свои причудливые ярко-красные воушесцы, долина, охваченная дурманом, меняла свою одежду. Интенсивно таял снег на склонах, образуя небольшие ручейки, которые вливались в единый поток, стремясь вниз, в объятия Виляшчая, насыщая её талыми водами. На скалистых склонах устраивали свои гнезда кеклики, подзывая возлюбленных.

День начинал вечереть, стоя на берегу, князь Ларский любовался красотой дивной природы,  отчетливо слышал шум водопада, возле которого в ущелье  имелся охотничий домик князей Ларских, и, сам не замечая, инстинктивно шел по направлению, куда вела тропинка, наверное, по ней шла та юная таинственная пери, и очутился на берегу, где лес заканчивался. Никаких домов не было видно, из леса доносилась песня незнакомки, которая пела грустным нежным голосом.
                            
 песня незнакомки:
 
вот долгожданная весна пришла,
какие же девице желания принесла.
над рекой стелется прохладный туман,
много раз обуял юное сердце обман.
девица своего счастья жаждет,
каждую весну его ждёт…
может ли оно посетить в этой глуши,
освободить от оков жаждущие души?
прошу, смилуйся надо мной, господи,
девичью душу от напасти огради.
я живу, измученная тоской,
каждый день жду твою награду,
эта награда принесет мне покой,
и я денно и нощно тебе молиться буду…
 
Конечно, князь Ларский её голос не помнил, но интуитивно направился на голос певицы.  Вскоре показалась обветшалая лачуга, откуда доносился этот нежный голос, с крыши валил густой черный дым.
 Карагачом топят, - подумал князь и направился в сторону дома. Он долго стоял у окна, постучаться не решился, где-то внутри, тускло освещая, горела свеча. На стук в дверь, после длительной паузы, откликнулся тихий женский голос.
- Кого тут шайтан носит в такой поздний час? - недоброжелательно отозвался голос за дверью.
 – Я заблудился, - начал было лукавить князь, - и промок, не пустите ли, чтоб просушиться, а потом я уйду, - стоял на своем Ларский. За дверью слышен было разговор уже двух женщин, наконец, засовы с шумом отодвинулись, и дверь, скрипя, открылась. В сенях стояла пожилая женщина, которая держала догорающую свечу, рядом с ней стояла, она, его юная пери с детским лицом, которую он сразу признал.
- У нас воровать-то нечего, - тихо проговорила пожилая женщина, поднося свечу ближе к лицу князя.
– Я не абрек, и вам нечего опасаться, - поспешил он успокоить хозяев, - я тут недалече живу, а в лесу плохо ориентируюсь и, вот, заблудился.
- Че теперь сделаешь-то, ладно, проходи, как раз очаг жаром дышит, просушись, коли промок, но угостить тебя нам нечем, уж, не обессудь, - с иронией ответила хозяйка.
 – Тогда, я вас приглашаю в гости, кстати, меня зовут Ларский Иван Семёнович, тут недалече живу, - робко предложил князь.
– А меня, стало быть, Анастасия Филипповна, а это - дочь моя Эльвира, - неохотно ответила Анастасия Филипповна,- да теперича поздновато, по гостям-то. Тут Эльвира поддержала мать и с насмешкой заметила.
- Бойся данайцев, дары приносящих, - и переливчатым голосом, похожим на пение славки и звонко засмеялась. Но князь Ларский был настойчив и, все-таки, уговорил их и, получив согласие, вышел на крыльцо, чтоб дать им возможность переодеться. Иван Семёнович повел их по деревенской дороге, освещая её ручным фонариком. Весь замок освещался фонарями, закрытыми декоративными стеклянными колпаками на металлических столбах. На первом этаже гостей встретил пожилой сутулый камердинер, шёл навстречу князю, шаркая хромовыми сапогами по паркету.
- Пётр Иванович, - обратился Ларский к камердинеру, - прикажите  подать ужин в гостиную и предупредите приказчика, что я завтра в долину не еду, в следующий раз, - и с гостями начал подниматься на второй этаж. Замок и, наверное, освещение привели Анастасию Филипповну и Эльвиру в восторг.
– Вы располагайтесь, пожалуйста, а я на минутку, - проводя гостей в гостиную, произнес Иван Семёнович. Он направился на кухню, где «колдовала» пожилая кухарка Фрося, которая  работала еще при его родителях.
- Матушка, - обратился к ней князь, - у меня важные гости, пожалуйста, сама нас и обслужи.
- Не волнуйся, касатик мой, всё будет хорошо, как всегда, - не отвлекаясь от своих дел, ответила Фрося. Анастасия Филипповна и Эльвира, потрясенные увиденной роскошью, с растерянным видом встретили князя.
- У вас, как в музее, однако, подобной роскоши я не встречала даже в Тифлисе, где мы с мужем жили в молодости, со вкусом сделано, даже неудобно откушать за таким столом, восхитительно! – с восторгом произнесла Анастасия Филипповна, хлопая в ладошки.
- Но, как вы уже заметили, Анастасия Филипповна, всего хватает, кроме хозяйки, - загадочно улыбаясь, произнес Князь Ларский, посмотрев на Эльвиру. Служанка вместе с кухаркой стала приносить кушанья – жареных цыплят с овощами, долму, молодую зелень-кинзу, соленья, а сама кухарка на серебряных подносах в хрустальных графинах херес, мадеру, коньяк.
– Ну-с, начнемте трапезу, дамы, прошу к столу,  - весело проговорил князь, наливая в фарфоровые бокалы с каймой вино, а себе в рюмку коньяка.
– А я вас помню, когда вы прогуливались по берегу, - вдруг произнесла Эльвира, отпивая глоток вина.
- Если признаться, то я тот день, день той встречи, до сих пор не забыл, Эльвира, я тебя долго искал, только случай помог, я услышал, как ты пела, шёл на твой голос, и как тут не вспомнишь великого словесника: всё в жизни случай, - с оттенком лукавства произнес князь Ларский. Эльвира покраснела, а Анастасия Филипповна поняла, о чем идёт речь, но сделала вид, что занята едой.
– Мы и так припозднились, Иван Семёнович, спасибо за гостеприимство, да пора и честь знать, - вставая, довольно произнесла Анастасия Филипповна.
– Не торопитесь, Анастасия Филипповна, в замке много комнат, можно остаться, всё равно, они пустуют, - чуть не с мольбой произнес князь, тоже,  вставая.
- Нет, и еще раз нет, Иван Семёнович, я на чужом месте плохо сплю, тем более, во дворце, - с явной насмешкой заметила она, - собирайся домой, Эльвира, тебе завтра на работу, а вы можете нас проводить, Ваше сиятельство. Анастасия Филипповна, открыв висячий замок, первая вошла в дом, а князь, взяв руку Эльвиры, задержал её.  Её от его приятного прикосновения бросило в дрожь, и эта дрожь молнией прошла по телу.
 – Я желаю еще прогуляться с тобой, Эльвира, и поговорить, - взволнованно, тихо проговорил князь, - как думаешь, мама твоя не будет против и сердиться, если мы вернемся ко мне?
-  Не знаю, - недоуменно пожала плечами Эльвира, - если отпроситься ненадолго, просто погулять. Она быстро вернулась, князь Ларский облегченно вздохнул, он намерен был сегодня же предложить ей выйти за него замуж, надеть на её голову венец княгины и, конечно, ему не терпелось. Он, взяв её под ручку, медленно повел по берегу, в сторону замка по той тропинке, где когда-то её встретил.
- Эльвира, - неуверенно начал было князь, - я буду откровенным, ты мне люба еще с того раза, когда мы случайно встретились, я потерял голову, помнишь, как у Языкова: «я влюблен, о, дева-красота!», я открою тебе один секрет, ведь, я тоже родился от служанки, княгиня Ольга Петровна тяжело болела и детей не смогла иметь, и князь Ларский Семён Иванович сошелся с моей матерью, служанкой Алисой, родился я, - глубоко вздохнув, князь продолжил, - ты с матерью можешь переехать в замок, родишь мне много детей, я сделаю тебя счастливой. Он умолк и, повернув её голову к себе, крепко поцеловал её в по-детски пухлые сочные  губы, проводя рукой по её маленьким грудкам, Эльвира не сопротивлялась.
- Не здесь, Иван Семёнович, - стоная, тихо прошептала его пери. Князь Ларский провел Эльвиру в замок через потайную дверь, о существовании которой, кроме него, никто не знал. В гостиной вся еда была на столе, прислуга знала о привычке князя – он кушал, когда хотел, в любое время суток. Эльвира, не ожидавшая такого поворота событий, настойчивости от князя, растерянно, молча села на край широкого дивана. Её трясло, то ли от поцелуя, возбудившего её, то ли от предстоящей близости и её таинственности. Князь из платяного шкафа достал халат из шанжана, помогая ей снять ситцевое платье, которое плотно обтягивало её стройную фигуру, особенно выделяя её маленькие грудки, похожие на два нераскрывшихся бутона розы.
- Пожалуйста, Иван Семёнович, не делайте мне больно, - взмолилась она, но он её уже не слушал, половой член уже полностью выпрямился, и он сначала чуть, а потом с полной силой вошел в нее, едва услышав её тихий вскрик…
   Анастасия Филипповна в ту ночь не дождалась свою дочь, она понимала, князь не выпустит свою добычу, лишь бы, обрюхатив, не выбросил на улицу, и начала молиться. Нет, князь Ларский по-другому поступить не мог, он ее очень любил, а завтра их ждал торжественный церковный обряд венчания,  но это уже потом; да, он повторил судьбу своего отца, махнув рукой на вековые традиции преемственности, на пересуды света, на общность положения, интересов, происхождение из дворянского сословия, которым иные гордились, а он относился ко всему этому с презрением, ведь, в нем тоже текла холопская кровь…
 
                               м.м.Б.