Пещера джиннов.

 
 Рассказ.

 
- Вот и дошли, Ваше сиятельство, - произнес проводник-горец из селения Лерик, обращаясь к князю Разумовскому Леониду Ивановичу. Тут подножия горы Гямыш, а еще выше Муровдаг, самая высокая вершина Талышских гор. Хоть щас лето, но наш путь будет труден. Мы пойдем по старой тропинке, пока видимой, и должны засветло дойти до джиннов пещеры, там скалистая местность, где обоснуемся. Ваше сиятельство, еще не передумали?-  спросил он, подавая князю трость с острым наконечником. 
– Нет, Автандил, не передумал. Посмотри на эти  белоснежно-ослепительные  вершины, которые манят  в свои губительные объятия… Очарован и желаю побродить там, ощутить себя частицей этих великанов, вечно одетых в саван, в надежде увидеть следы таинственного ирбиса, с которым боролся лермонтовский  мцыри, - с пафосом произнес князь Разумовский. По моему заказу мастер-очечник смастерил очки с темными стеклами, как ты просил, возьми. 
– Мы пойдем налегке, из продуктов возьмем вяленое мясо, спирт,  конечно, ружья, а вот веревку с узлами, перебросьте через плечо и ,пожалуйста, Ваше сиятельство, идти след в след до пещеры, идёт? Князь Разумовский в знак согласия кивнул головой, и путники начали восхождения. Горная тропинка, покрытая зеленным ковром, вела через смешанный лес вверх.  Князь с восхищением любовался красотой, останавливаясь, осматривался и произносил лишь одно слово: лепота! Но Автандил не понимал значения этого слова, а спрашивать не осмелился. Сам энтот князь-то, которому было тридцать пять лет от роду, родился и вырос в селении Лерик, где имел поместье, пожалованное его отцу, генералу Разумовскому за доблесть в войне с персами, и после смерти родителей унаследовал несметное богатство. Жил один. К прислуге, крестьянам относился доброжелательно. Влюблялся, но все эти влечения оказались мимолетными и после неудач решил больше не поддаваться искушению, просто любить и быть любимым. Оставался один угнетающий вопрос - а дальше-то, что? нельзя же забывать о преемственности, должны же  быть наследники, пока всё было тщетно.
– Слышь,  Автандил, ты бывалый охотник, а какая дичь на этом высокогорье водиться,- вдруг спросил князь, садясь на пеночек. 
– Всякое, Ваше сиятельство, – садясь рядом  и  доставая фляжку  с водой,  ответил Автандил. 
- Турач - кавказская куропатка, фазаны, кеклики.  Множество кабанов, но на их местные не охотятся, ведь, мусульмане свинину не едят. Есть и разновидные парнокопытные, так, что охота славная. Зеленая тропинка кончилась, началась заснеженная. Они перебрались сквозь колючие кустарники дерезы. Местами росли цветы рядом со снегом, что было чудом природы. Южное солнце нещадно палило. 
- Тут видны старые следы людей, которые поднялись еще весною, а обратно их следы, как странно, не видны, а ведь другой тропинки вовсе нет, - опускаясь на колени, произнес Автандил. 
- А я ничего не вижу, тоже мне горец-хренов,-засмеялся князь. 
- По следам они поднялись выше. Вот видите, здесь повернули, а мы пойдем прямо, теперь недалече. Щас начнется скалистая местность, где в основном на гнездованье собираются кеклики, их еще называют каменными куропатками, - показывая на склоны, произнес Автандил. Впереди показалась огромная скала с белоснежной шапкой на вершине. От нее тянулась гряда причудливых каменных глыб, плотно прилегающих к ней. 
– Вот и мы пришли, - вздохнув, произнес Автандил, снимая армейский  вещмешок, - там внутри, Ваше сиятельство, имеются лежаки из прутьев. Оно, конечно, не перина али турецкое канапе, но вполне можно отдохнуть, - произнес Автандил, зажигая промасленный факел фосфорными спичками.
– Слушай, Автандил, ты уверен, что тут нет джинна, многоликого духа огня, а? они ведь, принимают разные виды. Настолько я помню, вера в них существовала еще в доисламской арабской мифологии. Надеюсь, что это просто миф, - зажигая второй факел, с опаской произнес князь Леонид Иванович. 
– Может они жили до нас, - засмеялся Автандил, когда горит очаг, светло, щас пока не будем разжигать огонь, сначала поохотимся внизу в ущелье. Скоро начнет вечереть. Крутой спуск и подъем займет много времени, может, потом будем подниматься выше. Всё оставляем здесь. С ружьями выходим, вдруг попадется заяц али куропатка. Оно, конечно, не помешало бы свежее мясо на ужин. 
– Да ты прав, почти так гласит древняя латинская пословица: где те люди, которые жили до нас? ответа нет. Мы же недалеко пойдем, тут у скал побродим до темноты, авось повезет,- охотно ответил князь Разумовский, расчехлив ружье. Дневное Светило, собрав свои палящие лучи, спешило за лесистые горы, уступая капризам Никты, по велению которой наступали вечерние сумерки, смешиваясь с туманом. Подстрелив несколько куропаток, князь Леонид Иванович и Автандил вернулись в пещеру.
– Удивительно, дым от очага не распространяется, какая-то тяга  вынуждает его подняться вверх, наверное, где-то имеются расщелины, - доставая походную фляжку с коньком, произнес князь, - возьми фляжку, Автандил, пригуби  малость, под горячий бульон. Князю Разумовскому спать не хотелось. Он любовался голубым небом, усыпанным мерцающими огнями, полной луной, плавающей по небу, холодные лучи  которой ослепительно отражались искринкой на белом снеге. Конечно его угнетала мысль и не оставляла в покое, - что годы пролетят быстро, он останется один - последний отпрыск столбовых дворян. А как хочется влюбиться и быть любимым! Он-то свободен, но счастья нет… Что же имел в виду Баратынский, говоря: дайте мне свободу, а счастья найду я сам? Интересно, где его найдешь-то, если его вовсе не было, а? Похоже прав был  великий словесник: такое наше счастье, что на мосту с чашкой, это точно про меня. Нет, братец, счастье в нас, а не  вокруг да около, что оно и есть радость от полноты жизни, от удовлетворения жизнью и на хрена мне мое состояние, которое вряд  ли принесет счастье. 
– С вами все в порядке, Леонид Иванович? - выйдя из пещеры, спросил Автандил, 
- Всё нормально, генацвале, вышел подышать, - уклончиво ответил князь.
 Как только Никта начала собирать утренние сумерки, за горами начало появляться ярко-красное зарево. Рождался новый день. 
– Мы, Ваше сиятельство, спустимся в ущелье, нам необходимо создать запас продуктов. Подъем будет трудным, на несколько дней, верёвку не забудьте, - наставлял Автандил. Внизу в ущелье грохотал водопад, образуя узкую горную речушку. 
– Это те следы, которые мы видели на тропинке, их двое, отчетливо видны, интересно кто они такие? – недоумевал горец, направляясь по следу. На берегу речушки на камнях лежало тело пожилого мужчины в малахае, в вязаной фуфайке, на ногах утепленные войлоком кожаные сапоги. 
– Тело окоченело,- потрогав тело мужчины, произнес Автандил, -  никаких ранений, травм. – Посмотри, Автандил, там, за глыбой из веток сооружение какое-то,- произнес князь, снимая с плеча двустволку. 
- Да тут женщина с ружьем и с патронташем, Ваше сиятельство,- поднимая ветки, произнес  горец. Князь подошел поближе. Молодая женщина с бледно-синим цветом лица, закутавшись в непромокаемый утепленный плащ-накидку, лежала без сознания,  и князь опустился на колеи, чтоб прощупать её пульс.  
- Я не могу нащупать её пульсовую жилу, – недовольно произнес Леонид Иванович, держа пальцы пониже большего перста, а затем, наклонившись, приложил ухо на ее грудь в надежде услышать сердцебиение. 
– Все-таки бьется её сердце, видимо жизнь в ней еще теплится.  Автандил, что же нам делать-то, а?- в сердцах произнес князь. 
– Не оставлять же тут и обречь на верную погибель человека? Давайте помогите взвалить её ко мне на спину, и я отнесу её до обрыва, а затем с помощью веревки вытащим её наверх.  Её надобно отогреть, что возможно только в пещере, - опускаясь на колени, произнес горец. Горец смастерил петлю, обвязал её вокруг талии, засовывая свою курту в подмышку, и перекрестившись  растеряно, прошамкал: Господи, помоги! Лишь бы она не выпала! Леонид Иванович, я поднимусь наверх, а вы проследите, чтоб верёвка плотно облегала её тело без слабины. 
– Откуда ты, дивная ореада и как ты оказалась в этой каменной ловушке?- прошептал князь, поправляя веревку. Не дождавшись князя, Автандил, упираясь о большой камень ногами для опоры начал вытаскивать наверх женщину и с помощью графа Разумовского перенес её в пещеру. 
– Надо бы её раздеть и натереть спиртом, а я не могу,- решительно произнес Автандил, подбрасывая в очаг поленья карагача. Князю Разумовскому тоже было неприятно, но выхода не было.  Он принялся снимать её верхнюю одежду, шапку-ушанку, но женщина не подавала признаки жизни, даже инстинктивно, что было тревожно. 
– Щас в казане вода нагреется, тогда мы разведем горячую воду со спиртом и натрем её, - взволнованно произнес горец, порвав нижнюю часть нательной рубашки. А князь пока руками натирал её окоченевшие руки и ноги, не осмеливался прикоснуться к другим  частям ее тела. 
– Если мы её хотим спасти, то тут не приходиться считаться, удобно или неудобно, Ваше сиятельство, разрезая ханджаром её нижнее белье, после натирания, закутав в сухую вязаную фуфайку, горец  острым концом деревянной ложки разжал её зубы, вылил в рот коньяка, а затем и горячего бульона. 
– Теперь на всё воля Бога. Мы в таких условиях всё от нас зависящее сделали. Она должна выкарабкаться иначе будет несправедливо, если такая молодая и красивая девица помрет, -  в сердцах говорил Автандил. 
– Мужчину-то надо бы похоронить, хотя бы камнями обложить, – грустно произнес князь. 
- Оно конечно, а то звери начнут глодать, - кивнул головой горец, и тут князь вспомнил пушкинские слова: на могиле кости гложет красногубый вурдалак. Вот и отдохнули… Внизу  в ущелье труп человека лежит, а тут, в пещере юная девица помирает. Грустная и печальная история, скажу я вам. 
– Я всё сделаю, Ваше сиятельство, все равно нужно добыть дичи, ведь, мы же не успели поохотиться, - взяв ружье, произнес Автандил. Когда Автандил ушел, оставив князя в душевном смятении, он сильно переживал за её жизнь и, перекрестившись, молил Бога, чтоб тот проявил милость, вернув её к жизни. Тепло начало действовать, бледно-синий цвет лица начал розоветь, Танатос отпускала её из своих смертельных лап, она возвращалась. Неужто эта очаровательная девица, пленница гор, которая еще находится за безвозвратной чертой, начала завораживать князя, медленно растапливая лед, сковавший его сердце? Может, это и есть жалость  - чувство душевной боли, огорчения при виде чужих страданий, горя, беды, что не есть любовь? Как тут не вспомнить жалостливого, крылатого мальчика в грибоедовском выражении: ах, Амур проклятый! Снова стрельнул своей стрелой, безошибочно попадая прямо в сердце. Может, это и есть счастливое предзнаменование, признак, предвещающий что-то новое, перемену в моей жизни, а? День начинал вечереть, вернулся горец с крупной добычей. 
– Я еще раз посмотрел тело мужчины, никаких ран, никаких травм, может, умер от переохлаждения, что невероятно,- произнес горец, опуская туши куропаток в кипяток, чтоб легче было их ощипать,- вот снял медальон и нательный золотой крест,- положив их на лежак. 
– Это может быть горная болезнь, Автандил, – рассматривая медальон, тихо произнес князь, - головокружение, обморочное состояние, носовое и легочное кровотечение, оную болезнь описал давно испанец, историк-миисионер Акаста в горах Перу, когда он наблюдал за европейцами - любителями горных прогулок. 
– Похоже на то. Я обложил тело камнями, насыпал сверху снежку, который там никогда не тает, пусть его душа покоится, не пора ли нам напоить её, ореаду, как вы её назвали, горячим бульоном и самим отведать, а то нервы на пределе, наверное, голод подстегивает.
– Она  очнется и всё нам расскажет, Автандил, вот только боюсь  я, что она, узнав о мучительной смерти мужчины, если конечно, он близкий ей человек, не превратилась бы в камень, как Ниоба, - отпивая из фляжки конька, произнес князь. 
– А если она, эта девица, не выйдет из этого состояния, тогда что мы будем делать, Леонид Иванович? ведь, нам её не донести до подножия,- настороженно спросил горец.
– Не паникуй, Автандил, она придет в себя, а покамест будем терпеливо ждать, там что-нибудь придумаем, че голову-то ломать заранее, - тихо ответил князь Разумовский. Только через неделю молодая девица вырвалась из лап смерти, Мойры сжалились над ней, не стали обрезать её «нить жизни». Открыв глаза и увидев незнакомых людей, девица с удивлением оглянулась вокруг и выдавила из себя.
- Что со мною и где я? и тут князь не выдержал и вслух произнес некрасовские слова: где я? где? цепенеет мой ум! 
- Вы можете рассказать, что же произошло с вами? конечно, если помните, откуда вы и как вас зовут,- садясь на край лежака, осторожно спросил князь. 
- Да, меня зовут Дарина, мы с отцом, Маратом Андреевичем из селения Лерик, решили в горах отдохнуть и поохотиться, на берегу речушки отца схватил удар, это было в первый же день, я ему не смогла помочь, так как он был мертв и я, взяв ружье и патронташ нашла убежище за каменной глыбой, замерзла и заснула, больше ничего не помню, - прошамкала Дарина смотря на своих спасателей. 
– Сама Парка отсрочила вам смерть, а то быть вам за безвозвратной чертой, мы спустились в ущелье, чтоб поохотиться и нашли вас, отца вашего похоронили. Вот его нательный крест и медальон, - протягивая ей кулон и крест, потрясенный её рассказом и постигшим горем, тихо произнес князь. Автандил молча протянул ей миску с бульоном и мясом куропатки и оба молча вышли, дав ей возможность одеться. 
– Скажите, пожалуйста, Дарина, вы в состоянии итти? вам необходимо подлечиться, а то можете заболеть, - произнес князь, нарушив тишину. Она плакала, и плачь, и взрыд, и хохот, повторил бы уважаемый Жуковский,- подумал князь Разумовский. 
– Я попробую, теперь совсем осталась одна, - тихо произнесла она, продолжая, есть.  
– Ну и ладно, - довольный решением Дарины, ответил князь, а затем, повернувшись в сторону горца, добавил.
- Автандил, завтра спозаранок уходим. Утром, пока не рассеялись утренние сумерки, все трое покинули пещеру джиннов, направляясь вниз, к подножию, все молчали и каждый думал о своем. Поместье князя Разумовского находилось на окраины села Лерик. 
- Мы сначала пойдем ко мне, отдохнем малость, а потом, Дарина, привезут военного фельдшера, если он не справиться, то я увезу вас в городскую лечебницу в Ленкорани. Автандил, отправь кучера за лекарем и прикажи подать обед сюда,- велел князь. Роскошный двухэтажный особняк князя утопал в цветущим саду, и он помог ей подняться на второй этаж в гостиную, которая выглядела, как музей вся мебель была инкрустирована в стиле интарсия, стены были украшены персидскими коврами с коллекцией огнестрельного и холодного оружия, картинами фламандских мастеров, гравюрами и иконами Ушакова. 
– Теперь можно познакомиться, я князь Разумовский Леонид Иванович, вот тут мое убежище, Дарина, - произнес князь, когда она села на турецкое канапе. У тебя дом-то далече отсюда? 
– В середине села, но там никто меня не ждёт, мы жили с отцом на его пенсион, теперь придется итти работать служанкой к какому-то мелику,- снова начала плакать она. 
– Ты можешь остаться здесь, Дарина, я тоже один и чахну над своим богатством, как Кощей, - неуверенно произнес князь. В дверь гостиной постучали, на пороге стоял Автандил с местным лекарем, плотного телосложения, который женившись на вдове своего сослуживца, остался в селении и лечил всех селян. Он деловито открыл свой протертый саквояж, вытащив стетоскоп, принялся слушать легкие Дарины. 
– Оно конечно, есть шумы в легких, но других признаков не вижу, хорошее питание и покой, - спокойно произнес лекарь и получив гонорарий десятку, ушёл.. Служанка приносила кушанья – жареных цыплят с овощами жареную рыбу шемаю, а Автандил из погреба коньяк, бутылки с вином херес, мадеру запечатанную сургучом и князь не медлил.
- С возвращением тебя,  Дарина, княгиня Разумовская. Но она плакала, и никто не понимал, от радости, что она будет носить титул княгини, надев на голову венец, то ли, еще больше осознавая трагедию, несчастье, которое произошло с ней, с её отцом. Да, он, энтот князь, который мечтал избежать одиночества, в горах, у тихой речушки нашел-таки свой жемчуг, но он не станет выбрасывать его обратно в море, как шекспировский глупый индус, не поняв его красоту, завораживающий блеск и красота навсегда пленят его сердце и он готов хранить его в тайнике души всю жизнь. Князь Разумовский снова мысленно повторил слова Жуковского: и плачь, и взрыд и хохот а вслух произнес.
- Не было бы счастья, да несчастье помогло... 

                               м.м.Б.