«Всякому свое счастье: в чужое счастье не заедешь»
                      В.И.Даль

Отверженные.

Рассказ.


  Они не стали дожидаться суда-позорища над ними и, дав караульному хабар, через потайные ворота покинули расположение части и по воле фатума оказались изгоями.
Бесправные, угнетенные, лишенные всех жизненных благ, титулов, отвергнутые светом и им презираемые изгои, изгнанные из своей социальной категории, как разорившиеся купцы, старший обер-офицер-ротмистр Иевлев Евгений Павлович и прапорщик Семёнов Олег Иванович, едва избежав суда и чуть не угодив в каторгу, находясь в бегах за отказ воевать и убивать людей, устало перебрались, наконец-то, сквозь колючие дерезы и вышли на берег Куры у подножия горы. 
– Он, энтот штабист-дурень, нас, прямо-таки, превратил во врагов своему отечеству, - скидывая полные воды сапоги, с негодованием произнес ротмистр. 
– Надо бы найти деревушку в какой-то глухомани и схорониться, думаю, уж в такую-то глушь они не сунутся, а потом пошлем гонца верного в Хачмаз, чтоб тот привез деньги, драгоценности с нашего поместья, а лучше, всю живность, и обоснуемся, где-то тут, пока жандармы не получили депешу и не конфисковали всё наше имущество, - скидывая промокший мундир, сердито, чуть ли не крича, произнес прапорщик.
– Прощай, эта кровопролитная война, вишь, все бросили свои дела да приехали в покоренные города, селения, построили особняки, а что дармовый крестьянский труд за гроши, а земля-то, обетованная, почти Ханаанская, обещанная Богом Моисею, где течёт молоко и мёд, - не преставал браниться прапорщик Семёнов. 
– Че-то тебя к библейскому исходу-то потянуло, Олег, а? не о том думаешь, надобно итти дальше, одежда и так сохнет, вишь, какой полуденный зной, - вставая, недовольно вставил ротмистр Иевлев. Надо бы до темноты найти крестьянский дом, попроситься на постой и подхарчиться, тут у меня сохранились несколько монет империалов, на первое время хватит, а там, как решили, вот пастух с отарой, наверное, овец на водопой ведет, давай, спросим, где дорога в сторону Тифлиса.
– Братец, по-русски говоришь?- обратился к пастуху ротмистр. Пастух, пожилой мужчина, в папахе, с густой седой бородой, которая срослась с длинными усами, утвердительно кивнул головой. 
– Мы идём в сторону Тифлиса, где она, дорога, а поблизости селения имеются?
- Пройдете в сторону ущелья, на шум водопада, там небольшая деревушка, несколько домов, спросите у жителей, они вам покажут, можно итти по берегу, на эти дома и наткнетесь, - жестом  попытался объяснить пастух. Скоро показалась небольшая рубленая изба на самом берегу и водопад, который шумно падал в реку.
– Откуда тут-то русская изба, Олег, а? – удивленно спросил ротмистр, нащупывая в кобуре револьвер. 
– Ты оставайся тут у кустов акаций, а я пойду, проведаю, кто там живет, если безопасно тогда три раза свисну, - тихо ответил прапорщик и направился к избе. Обычный дом с огородом, обнесенный деревянным забором, позади дома хлев, где в тени, изнемогая от жары, лежали овцы и козы. Прапорщик Семенов, перешагнув обветшалый забор, подошел к хлеву, в узком деревянном корытце утоляли жажду куры и несколько гусей. 
Совсем, как у нас в России, - подумал прапорщик и постучался в окно. Кто-то отдёрнул кроткую занавеску, посмотрев на Семёнова, снова её задернул. Открыла дверь белокурая женщина средних лет, по виду русская. 
- Вам кого, сударь? 
- Нас двое, мы русские, вы не могли бы нас пустить на постой, если места в доме нет, то нас устроил бы и сеновал, немного подхарчиться бы, мы голодны и заплатим, - молящим голосом убеждал женщину прапорщик, боясь, что она откажет. 
– Вы военные, да? а, где ваш товарищ-то? – уже спокойно спросила женщина. Прапорщик три раза громко свистнул, появился ротмистр Иевлев. 
– Нас трое, - начала, было, женщина, – я и две мои дочери, восемнадцати и двадцати лет, Агата и Агния, они работают в ущелье, где у нас небольшой участок с тютюном и виноградники, - приглашая их в дом, произнесла женщина.
- Давайте знакомиться, - начал, было, ротмистр, - я Иевлев Евгений Павлович и мой друг детства, Семёнов Олег Иванович, да пусть вас наша форма не удивляет, да, мы служили, но отказались от участия в этой кровавой войне, у нас в селении Хачмаз осталось поместье, деньги, живность, а вы-то  по какой причине оказались в этой глуши? – раздеваясь, спросил ротмистр. 
– Меня, стало быть, Елизавета Антоновна, мы давно здесь живем, староверы-молоканы, здесь восемь домов, и все молокане, - доставая миски, произнесла Елизавета Антоновна. 
–  Молокане - одна из тех христианских сект, которые не признают церковь, иконы,  но почитаете Библию, великий религиозный раскол Никона, затеянный царем Алексеем Михайловичем, выходит, вы потомок старообрядцев, так? 
– Не совсем так, у нас свои традиции, -  наливая в миски суп, коротко ответила Елизавета Антоновна. Жадно похлебав юшку, ротмистр не желал расслабляться. 
– Елизавета Антоновна, вы могли бы порекомендовать надежного, верного человека для поездки в Хачмаз, поверьте, от этого зависит наша судьба, если есть такой человек, то, пожалуйста, приводите его сюда, и мы объясним ему, что же делать.
- Если кузнец Федька, у него и лошадка есть, щас схожу и приглашу, - любезно согласилась молоканка. Надев ситцевое платье с короткими рукавами, молоканка ушла. 
– Послушай, Олег, как бы не получился подвох, не вышел конфуз, вдруг, она приведет вместо кузнеца вооруженных людей, а? из-за кустов дом хорошо виден, осторожность не помешает, подождем там, идёт? 
– Ты прав, тогда выйдет подвох на подвох, это будет уже переполох, как говорил Гамлет. Долго не пришлось ждать, Елизавета Антоновна возвратилась в сопровождении детины.
- Че ты хотел, кузнец и есть кузнец, а вот справится ли он с твоей затеей, это вопрос. 
– Федя, – как можно спокойно обратился к кузнецу ротмистр, - я прошу тебя, выручи нас, мы в долгу не останемся, ты же знаешь, где село Хачмаз? Там наше поместье, всё наше богатство, и руководят работой в поместье наши приказчики, Тихомиров и Самсонов, ты должен отнести им письмо, встретиться с ними, передать им, чтоб они всю живность, табуны  немедля перегнали сюда, желательно, спозаранок, а ты будешь проводником. В поместье сразу не сунься, там жандармы могу появиться, думаю, их пока там нет, и ты должен торопиться, согласен? – волнуясь, объяснял ротмистр. Кузнец молча слушал и только кивал головой. 
– Пусть конюх Лексееич поведет экипаж, возьмет с собой кухарку-сироту, а ты покажешь дорогу, ведь, есть сюда дорога, так? 
- Есть, - вмешалась в разговор до сих пор молчавшая Елизавета Антоновна. 
– Вот тебе, Федя, несколько монет империалов, если возникнут сложности, заплати, не жалей, ждем- с тебя, - протягивая ему несколько монет, уныло произнес прапорщик. 
– Я постараюсь вам помочь, - коротко ответил кузнец Федя, взяв монеты, поклонившись, вышел.
– Господи, помоги ему, - вслед ему прошамкала Елизавета Антоновна. Южное солнце медленно собирало свои палящие лучи и спешило спрятаться за горами. Вечерело, но сестры пока не появлялись. 
– Вишь, Женя, водопад какой, а? вот тот горный кряж так и не скинул свою белую шубу, и с его уступа образуются бурные потоки воды, превращаясь в водопад, просто, лепота, - глубоко вдохнув горный воздух, поэтично произнес прапорщик Семёнов. 
– Да, Олег, согласен, красивое место, мы могли бы и здесь пожить, лишь бы Федя дошел до нашего поместья, а пока, пора нам возвращаться на сеновал, - засмеялся ротмистр. В доме горела масляная лампа со стеклом, были слышны женские голоса. 
– Уже приехали, увидеть бы их, Женя, а? - радостно молвил прапорщик Семёнов, но ротмистр молча направился к небольшому стогу сена у хлева. 
– Боже мой, как хочется курить, пахитоску бы щас, а, Женя? - разворашивая сено, тихо прошамкал Семёнов. 
– Да, ты угомонись, Олег, Бог терпел и нам велел, говорят в народе. Послышались шаги, подошла Елизавета Антоновна.
- Вы уже спать ложитесь, и без ужина, это, молодые люди, не по-христиански, - начала журить их она. Они вынуждены встать и пойти за ней в дом. Они стояли рядом, две сестры, Агата и Агния, в ситцевых платьицах, которые обтягивали их стройные фигуры, особенно выделяя маленькие стоячие грудки. 
– Познакомьтесь, Женя и Олег, мои дочери Агния и Агата, о которых я вам уже говорила. Ротмистр и прапорщик, хорошо знающие этикет, решили и тут его блюсти, поклонившись, поочередно поцеловали им ручки. 
Боже мой, до чего они красивые, а красота-то неземная, волосы-то какие белокурые, а глаза-то небесного цвета, как бирюза,  может, они из свиты самой Афродиты, а? – подумал было прапорщик Семенов, садясь за стол поближе к Агате. 
Ого, Олег уже обозначил свое желание, - подумал ротмистр, садясь рядом с Агнией. Елизавета Антоновна не скупилась, пожертвовала двух цыплят на ужин.
  Кузнец Федя торопился исполнить поручение офицеров и только давал отдых лошади. Только утром показалась окраина села Хачмаз, и он остановился у первого же дома и спросил у женщины, которая возилась у очага.
- Не подскажите, уважаемая, далеко ли еще до поместья Иевлевых?
- В конце села у леса, увидите особнячок, значит, пришли, - бойко ответила женщина. У леса рядом стояли два роскошных особняка, Федя заглянул во двор, у стойла стоял мужик и курил самокрутку. 
– Мил человек, мне бы приказчика Тихомирова, али Самсонова, - не говоря о письме, произнес кузнец. 
– Приказчик изволят почивать, какое у тебя дело к ихнему благородию, работы нет, - ответил мужик, затягиваясь ядреной самокруткой. Тогда Федя поманил пальчиком поближе мужика.
- Я письмо привез от Иевлева, дело не терпит отлагательства, веди к нему, - сердито произнес кузнец Федя. Услышав имя хозяина, мужик встрепенулся и, быстро открыв калитку, пропустил кузнеца и повел на второй этаж. Приказчик Тихомиров уже не спал, в бархатном халате сидел на диване и курил пахитоску. Кузнец Федя молча протянул письмо, написанное на французском языке. Прочитав письмо, приказчик побелел и начал растерянно метаться по комнате. 
– Позови ко мне кухарку Фаину и служанку Лену, беги к конюху, пусть запрягает фаэтон и экипаж, а сам помоги ему погрузить в фаэтон провизию и пошли слугу за приказчиком Самсоновым, немедля, – очухавшись, приказал приказчик Тихомиров. 
– Вы, обе собирайтесь в дорогу, подготовьте свои кофры, а потом в гостиной собрать коллекцию оружия, картины, иконы и аккуратно сложить в сундуки, а я буду в гостиной, - от волнения невнятно велел Тихомиров. Он подошел к гравюре Ушакова, где под ковром в днище стены был тайник, и начал всё подряд выгребать в саквояж. Подошел приказчик Самсонов, прочитав письмо, бегом пустился к особняку Семёновых. К полудню всё было готово, и обоз, состоящий из крытой повозки, двух фаэтонов и двух экипажей, и четыре всадника двинулись в путь, следом конюх вместе с кузнецом гнал табун лошадей, стадо крупнорогатого скота и овец. 
– Теперь  пусть они, эти жандармы, жалуют, и хрен им с маслом, - гомерическим смехом разразился Самсонов. 
– Федя, - подъезжая к кузнецу, обратился к нему приказчик Тихомиров, - далеко ли еще твое село и доберемся ли мы туда до вечерних сумерек, али придется устроить ночлег? а это нежелательно. 
- Кажись, придется устроить привал, только не здесь, свернем с дороги, тут поблизости лесок на берегу реки, а спозаранок двинемся, заодно, след наш потеряется, если жандармы поедут по следу, так чорт их знает,- озабоченно ответил кузнец. Путники ночлег провели без огня в целях безопасности, все сидели, ужинали в крытой повозке, и приказчик Тихомиров всех щедро угощал коньяком и вином.

Стояла тихая лунная ночь, прохладный туман спускался с гор, неся облегчение. Одинокий кузнечик-скрипач затевал свой сольный концерт, то умолкая, то возобновляя, где-то в глубине леса ночной соловей сочинял свои очередные неповторимые «строфы», услаждая путникам слух. На рассвете, когда исчезали утренние сумерки, смешиваясь с туманом, за горами показалось зарево, рождался новый день, и обоз двинулся в путь, в сторону гор. 
– Завтра к полудню приедем, живность можно сразу перегонять в ущелье, там вода и богатая трава, только затруднение, нет конюшни, кроме хлева, да дом у Елизаветы  Антоновны небольшой, все не поместитесь, – наставлял приказчиков кузнец Федя. 
– Мы всё построим заново, Федя, купим лес, а ты будешь нашим помощником, руководить стройкой, и никогда бедствовать не будешь, - обнимая его, пафосно произнес приказчик Тихомиров. Елизавета Антоновна была одна дома, когда в дверь её дома постучался кузнец Федя. 
– Их нет дома, Феденька, они работают в ущелье и, увидев обоз, огромное количество животных, ахнула. Кухарка и служанка вышли из экипажа, фаэтоны, экипажи оставили во дворе, приказчики Тихомиров и Самсонов представились Елизавете Антоновне, однако, Самсонов долго держал её руку, не отпуская, и вдруг выронил.
- Вы мне нравитесь, Лиза, - наведя этими словами на нее краску стыда. 
– Мы все равно хотели животных перегнать в ущелье, где раздолье, это надобно сделать щас же, - весело произнес кузнец. Кроме приказчика Самсонова, кухарки и служанки, все ушли.
– Давайте, - обратился Самсонов к женщинам, -  разгружать продукты и готовиться к празднику, пока их благородия не вернулись, а я займусь лошадьми. Он из колодца вычерпал свежую воду и вылил в корытца, а потом привязал лошадей в тени орехового дерево, бросив перед ними охапку свежескошенного сена. Кухарка быстро соорудила очаг во дворе, начала приготавливать кушанья, при этом, причитая: пировать, так пировать. Очень были удивлены ротмистр Иевлев и прапорщик Семенов, увидев своих друзей.
- Он, Федя, это сделал-таки,- крикнул ротмистр, обняв кузнеца Федю, - я этого никогда не забуду, Федя. Приказчик Тихомиров понял, что сам фатум благоволит этим счастливым молодым людям, они влюбились в красавиц-сестер и были любимы, тут уж ничего не сделаешь – любимцы суровой Фортуны, значит, все-таки, она иногда поднимает повязку на глазах, и мне, автору, следует с этим согласиться. Кузнец Федя останется с кухаркой Фаиной, Самсонов влюбит в себя Елизавету Антоновну, и скоро ротмистр Иевлев и прапорщик Семёнов со своими возлюбленными поедут в Тифлис, а их друг, помощник наместника, за хороший хабар пошлет депешу в жандармерию о том, что офицеры погибли, когда переправлялись через реку, сделает им новые пашпорта.
Они купят своим подругам, множество платьев из муслина, муара, шанжана, парчи, модные туфли, золотые украшения ручной работы персидских ювелиров, в Тифлисе арендуют особняк, пока строители не построят дома рядом с домом Елизаветы Антоновны, и все будут жить в благоденствии, без горя, без тревоги, в покое, что и есть счастье, мы и тут вольны привести слова великого словесника Даля:
на всё воля Бога…

            м.м.Б.