Когда нет сил жить.
Они шагали аллеей ночного парка, держась за руки, и просто молчали. Им и не нужно было что-то говорить, зачем? Всё равно словами невозможно высказать то, что сейчас творилось в их головах. Последний вечер вдвоём, последняя ночь перед долгой разлукой, завтра он будет уже далеко, завтра она уже будет не с ним, завтра... Да кому оно нужно такое завтра! Она резко остановилась, повернулась к нему и с силой, совсем не по девичьи, сомкнула на его шее объятия.
- Не пущу тебя, Вовчик, я ни куда тебя не пущу, плевала я на все ваши уставы, это же не игрушки, там война, понимаешь, война, а вдруг что... да я просто этого не переживу. Не поедешь и точка.
- Аля, милая, да ты вся дрожишь, - он снял китель и, накинув на её плечи, крепко обнял, - мы же всё уже обсудили, всего каких-то 6 - 7 месяцев, да и военных действий там почти не ведут. Вернусь, купим квартиру, переедим от моих, а там сын - Дениска родится...
- Дочка, Маргарита.
- Ну хорошо, дочка, всё будет как ты захочешь, ну... ну, только не плачь.
- Володя, - вдруг встрепенулась она, - а может я с тобой поеду, ну я ведь жена офицера, я же могу сопровождать тебя...
- Исключено! - Отрезал он.
Под ногами тихо шуршал гравий, деревья шептались на только им одним понятном языке. Они прошли в глубь аллеи, и вышли к пруду. Повеяло прохладой, где-то трещал, неугомонный сверчок…
Он посмотрел в небо:
- Какие яркие сегодня звёзды, и луна полная, хорошо-то как.
Она подняла к небу заплаканные глаза:
- Вовчик, ты только вернись от туда, хорошо? Мне больше ничего не нужно.
- Глупенькая, конечно вернусь. - Он наклонился и нежно поцеловал её...
Рассвет застал их в парке. Летнее солнце, обычно так радовавшее началом нового дня, сегодня как то очень быстро поднялось над горизонтом, навивая на сердце ещё большую тоску...
Домой шли молча и быстро, дорожная сумка уже стояла на пороге. Мать укоризненно покачала головой:
- Всю ночь прошатались где-то, нет чтоб с семьёй побыть перед отъездом…
- А он и был с семьёй, - раздался из комнаты голос отца, - ну что, боец, до поезда то времени хватит, что бы с родственниками чаю попить?
- Хватит, только хорошо бы кофе.
Аля, прошмыгнула в ванную, подставила дрожащие ладони под воду, плеснула прохладой в лицо, подняла глаза и посмотрела в зеркало:
- Да, с лицом нужно поработать, муж должен запомнить жену - красавицу, а не мокрую курицу. - Послышалось за спиной, - прости, ты не закрыла двери.
Аля повернулась к свекрови, бросилась к ней на грудь и беззвучно зарыдала.
- Ну-ну, что ты, всё хорошо будет, - Галина Ивановна по матерински погладила её по спине, - ничего, я вон мужа сколько раз провожала, такая уж у нас доля, у солдатских жён, провожать да ждать, а потом, не на век же уходят, вернётся, столько радости будет, давай, умойся, накрась глазки, машина скоро придёт…
Вокзал шумел: стучали колёса товарников, басил в микрофон работник справочной службы, объявляя поезда, торговки выкрикивали наименования своих товаров, привлекая покупателей. На перроне расположилась небольшая группа студентов, тихо напевавшая что то под гитару. Кто-то спешил, кто-то дремал в ожидании своего поезда. Вся эта суета немного отвлекла Алю от мрачных мыслей. Она методично старалась вспомнить - ничего ли они не забыли. Нет, кажется всё взяли. Аля повернулась к мужу, сделав жест, что бы тот наклонился к ней:
- Я буду о тебе молиться, о тебе и о нас. - Прошептала она ему прямо в ухо.
Владимир смутился,
- Зая, я ладанку в ванной на полочке забыл, вот дурья башка.
Она на секундочку задумалась, потом сняла с шеи свою ладанку и одела ему:
- Пусть моя у тебя будет, а твоя у меня.
- Товарищ капитан, отправляемся, - раздался голос проводника.
Он в последний раз поцеловал её и прыгнул на подножку тронувшегося поезда...
Да, не зря говорят, что время бежит быстро, кажется, ещё вчера Аля плакала, провожая мужа, а тут уже почти месяц прошёл. Тяжело ждать, но теперь она не одна, вот они, результаты анализов, лежат между страниц карточки. Вот Вовчик обрадуется, сегодня же напишет она ему письмо и всё расскажет.
Весёлой птичкой взлетела Аля на третий этаж, распахнула двери в квартиру:
- Галина Ивановна, вы правы были, у меня почти шесть недель…
Свекровь сидела за столом, тяжело опустив голову на руки, рядом, обхватив её за плечи сидел свекор. Ещё теша себя надеждами, что всё не так плохо, Аля подошла к Галине Ивановне и заглянула в её глаза. Там была незнакомая боль и пустота.
- Нет, - Прошептала Аля, - Нет, нет! - Прокричала она, - Он не мог, он же мне обещал, да откуда вы взяли это!?
Мать протянула дрожащей рукой телеграмму и ещё один лист с несколькими печатями. Замелькали расплывающиеся слова: « …Кабул…острая ситуация…необходимые военные действия…террористический акт моджахедов… геройски погиб при исполнении…»
Всё вокруг поплыло, закружилось, в глазах потемнело и Алю на какое-то мгновение, словно окатило ледяным душем. Она чувствовала, что кто-то хлещет её по щекам, брызгает в лицо водой, но возвращаться в тот мир не хотелось, и что ей там делать без него, как жить дальше, нет, ни к чему больше жить. И вдруг перед глазами возникло лицо мальчика, тёмные кудряшки над высоким лбом и такие поразительно знакомые черты лица.
- Мама, вернись, я же здесь, с тобой, мы вместе, мы сильные, мамочка, открой глаза…
Аля почувствовала резкий запах нашатырного спирта, попыталась отмахнуться от него и услышала сквозь туман:
- Ну вот, что же вы девушка, в вашем положении беречь себя от стрессов нужно…
Дальше она уже не слушала, глядя, куда то в потолок, она вспоминала лицо маленького мальчика, глаза Володи и мысленно клялась, что сына назовет так как хотел он…
Дни прошли, месяца и годы, и ещё много лет пройдёт, а она будет помнить его глаза и его волосы, черты милого лица, будет слышать его смех и шёпот того последнего вечера…
А, когда не станет сил жить дальше, она посмотрит в глаза своего сынишки, и искорки горячего детского сердца зажгут пламя и в её душе…
