Мы стояли в обозе
Мы стояли в обозе под городом Лодзью,
Мы - скелеты из лагеря, ссохшийся лист.
Хмурым вечером поздним нас "душил" скурпулёзно
Перекошенный злобой майор-особист.
Едким взглядом сверлил до затылка, до темени.
Никого не жалел, видел только врагов.
Два десятка теней из прошедшего времени -
Недобитый резерв в батальон штрафников.
Что он нам говорил, я б назвал красноречием,
Но за что эта ненависть, злоба за что?
Как мы ждали своих, как мечтали о встрече мы,
А теперь особист "сочинял некролог".
Ах, ты Родина, Родина! Русь непонятная!
Мы же выжили веря, что будем нужны.
Не могли мы покрыться кровавыми пятнами -
Зачернела в нас кровь от пожарищ войны.
Наши угли в обозе под городом Лодзью
Разгребал, ворошил краснощёкий майор.
Я врагом стал за час хмурым вечером поздним
И конвой моё тело стащил в коридор.
Только знать он не мог, разноликий, не ведал -
Кто вдыхал крематорий, тот крепче огня.
Я прошёл этот ад, я дожил до Победы
И берёзку родную в деревне обнял.
Мы - скелеты из лагеря, ссохшийся лист.
Хмурым вечером поздним нас "душил" скурпулёзно
Перекошенный злобой майор-особист.
Едким взглядом сверлил до затылка, до темени.
Никого не жалел, видел только врагов.
Два десятка теней из прошедшего времени -
Недобитый резерв в батальон штрафников.
Что он нам говорил, я б назвал красноречием,
Но за что эта ненависть, злоба за что?
Как мы ждали своих, как мечтали о встрече мы,
А теперь особист "сочинял некролог".
Ах, ты Родина, Родина! Русь непонятная!
Мы же выжили веря, что будем нужны.
Не могли мы покрыться кровавыми пятнами -
Зачернела в нас кровь от пожарищ войны.
Наши угли в обозе под городом Лодзью
Разгребал, ворошил краснощёкий майор.
Я врагом стал за час хмурым вечером поздним
И конвой моё тело стащил в коридор.
Только знать он не мог, разноликий, не ведал -
Кто вдыхал крематорий, тот крепче огня.
Я прошёл этот ад, я дожил до Победы
И берёзку родную в деревне обнял.