Широкополая поэма

Эпиграф
 
И замер мир остывший, предвесенний,
И вымер из окна холодный вид.
Промозглое пустое воскресенье
Ссутулившись, хромает и болит.
Зациклено, как День Сурка, как гифка.
Но время прет вперед прямыми рельсами.
Не нужен, значит, вам Максим Стативко?
Не нужен.
Ну, и хрен с вами.
 
Часть первая
 
Как-будто кто-то смотрит, не моргая,
Зрачками исполинских черных льдин:
Ты должен быть счастливым, тварь такая!
Иначе ты останешься один.
Возьми в углу гитару, песню сбацай
Про лес и горы, про блатную честь -
Ты должен, должен, сука, улыбаться!
Иначе все останется, как есть! -
Да я бы рад. Но будет только хуже -
Бродить по новорожденной весне,
Опять любимых, тех, кому не нужен,
На тех меняя, кто не нужен мне.
Поверить, что прозрел, что все иначе
Теперь, что было сердце взаперти -
Опять любовей у кого-то клянчить,
Опять не допроситься и уйти.
Опять, опять… Все было. Все знакомо.
Попал весь спектр житейских передряг
Под действие физических законов,
В итоге коих я всегда дурак.
Сижу один, пью чай, стишки ваяю.
И в них вода. Соленая вода.
А за окном прет жизнь, и я не знаю,
Куда.
 
Часть вторая
 
Помнишь, как с клюкой бродила дымная,
Темная, больная, нестерпимая -
С привкусом невыносимо острого -
Осень по Русановскому острову?
Снега намело, спустились саночки,
Людям захотелось новизны,
И под парусами по Русановке
Вновь пошло дыхание весны.
Дата в дату, что смешное самое.
Чуть вдохнешь, и ты уже Вийон.
Здравствуй, долгожданная весна моя.
Я замерзший твой микрорайон.
 
Мне темно, исколото холодом
И ветрами с севера серого.
Улочки огромного города -
Веточки огромного дерева -
Разрастутся листьями липкими,
Выйдут кавалерами, дамами,
И напьются птичьими криками,
И плескаться станут фонтанами.
Все пойдут по-разному праздновать,
Станут до бессилья красивыми.
Со щеками страстными, красными
И глазами синими-синими.
Что случится? Что с ними станется?
Яркие такие, далекие.
Если пить, так пить до беспамятства,
А любить - так в полные легкие!
 
Часть третья
 
Болит.
Болит.
Болит.
Болит.
Не радует.
И давит грудь, как пять могильных плит.
Весна какая! В ней купаться надо ведь -
Не радует.
Болит.
Болит.
Болит.
Пустая болтовня болит без умолку.
Болит, о чем стерпел и промолчал.
Трясут, как будто судороги, сумерки.
И тесно днем. И тошно по ночам.
Так холодно. Темно. Могильно тихо так,
С землей промерзшей чувствую родство.
Ни вдоха нет, ни выдоха, ни выхода.
Ни горя. Ни смиренья.
Ничего.
 
Часть четвертая
 
Совсем не то, о чем расскажешь детям.
С психологом в уютном кабинете
Ты прешь сам на себя, как на медведя,
Весь ужас вынимаешь изнутри.
И это не прогулка по аллее.
Психолог говорит тебе: «Смелее.
Ты не урод, ты тяжело болеешь.
Не формулируй. Просто говори».
И ты суешь как будто в рот два пальца:
«Я, Кать, один, опять один остался.
Не сдал. Не сдался. Просто задолбался,
Большой нелепый жирный идиот.
А небеса в своем привычном стиле
Опять меня за что-то не простили.
Я, Кать, сижу в квартире, как в могиле.
Который год. Который чертов год.
И мир вокруг жесток. Жесток и гадок.
Кислотным слоем на душе осадок.
И жить с ним трудно, Катя. Жить нельзя так,
Под исполинским деревом, в избе».
А Катя говорит: «Всем взрослым детям
Нужна забота. Ты десятилетен,
Живешь в себе. Ты за себя в ответе.
Пожалуйста, заботься о себе.
Ну, не травись ты тараканьим дустом -
Внутри не будет, не бывает пусто.
Не игнорируй собственные чувства.
И если будет грустно, погрусти.
Но иногда порадуйся немного.
Начувствуйся у милого порога.
Иди, пока не кончится дорога.
А если все же кончится - лети».
 
Часть пятая
 
В том, что ты моя отрада, ты совсем не виновата.
Я варюсь в своей печали, будто в чане. Взаперти.
И тебе меня не надо, - нет, действительно, не надо.
Я все знаю. Все в порядке.
Ты прости меня.
Прости.
Я не ною и не вою от судьбы своей проклятой,
Не боюсь опять без кожи оставаться, уходя.
Спрячу все свое живое под широкополой шляпой,
И покажется прохожим, будто прячусь от дождя.
День за ночью мирно, мерно я совьюсь под ней лозою.
Зашагаю ближе к краю тротуара, глядя вниз.
Я хороший. И наверно, я таки чего-то стою.
Я прижиться постараюсь и попробую найтись.
От любви пусть будет койка. Очень простенькое скерцо.
И не чувствовать душою, как витринный манекен.
Сердце брошу на помойку. Отращу другое сердце.
Идиотское. Большое. Нелюбимое никем.
От работы будут деньги, брюхо, лень, больные почки -
Я, снимая с жизни сливки, стану плыть себе легко.
И в души своей застенки не пойду за новой строчкой,
Ведь звучит «поэт Стативко» - ну, почти как «граф Ляшко».
От страны, где горлопанят революции и бунты,
Будут беды. Но в стране ли дело, коль в душе беда?
От тебя же - будет память. И не годы, но секунды,
Что во мне остекленели
И застыли навсегда.
Так положено былинам. Ждут нас годы и скитанья.
Кто свое уже отплакал - не сказать наверняка.
До победы над Берлином. До нескорого свиданья.
Руку к сердцу. Шляпу на пол. Будь здорова. Все. Пока.