Старинное предание

Никто не знает, где его настигнут эриннии…
Ибн-Ктототам.
У колодца, где весь день народ толчется, вдруг расхвастался сын местного князька: у них денег, мол, как сору – два овина, злата-серебра в дому до потолка.
У меня же, мол, наряд из мешковины, дом из глины, на столе одна мякина, ни посуды, ни пожитков, ни скотины, старый нож и за душой – ни медяка.
Вот старается, вот лезет вон из кожи, всю родню мою припомнил тоже. Стая прихвостней гогочет краснорожих. Я молчу и даже ухом не веду. Только старый дед прошамкал мимохожий: «Зря болтаешь. Не накликал бы беду.»
Да, пускай кинжал мой выглядит не броско, украшеньями ничей не тешит взгляд, но его привез прапрадед из Дамаска, может двести, может больше лет назад.
Он мне брат, ты так при нем напрасно. Духов рода пробуждать опасно, кто теперь отправит их назад? Слушает сурово-безучастно древний и заслуженный булат.
Сквозь тебя смотреть и улыбаться, и молчать – нетрудно мне, сосед. Можешь сколько влезет измываться: я-то знаю, где ответ, а ты вот – нет.
Знаю, всей округе нет уж мочи задыхаться под твоей рукой. Знаю, что пойдешь ты среди ночи от зазнобы скользкой тропкой над рекой.
Есть закон: лишь кровью смыть мы можем зло своё… сверкнув, как серебро, сам собой нож выскользнет из ножен, сам найдет четвертое ребро…
Жаль, мгновенья будет маловато, чтоб успел как следует понять: к каждому в свой час придет расплата, сталь порой надежнее, чем злато, души предков задевать – чревато, да и живых не стоит обижать.
Знаю, в час неведомый, когда-то… неизбежна, как с небес гроза, и ко мне придет моя расплата. Что ж, готов взглянуть в её глаза.