Монолог.
Мне писать объяснительную: так и так, обвиняюсь в дебошах и тихом пьянстве,
И побитые пальцы прятать в пыльный, пустой карман.
Я замечена в глупых ссорах и жутком непостоянстве,
В абсолютном упрямстве, хамстве, сухом жеманстве,
И в том, что я чопорней англичан.
Вам кричать громким голосом в двери, в шеи подальше гнать,
Сыпать матом обильно, и в общем-то бог простит.
Оттого, что вы правы, во лбу вы шестая пядь,
Коли дома есть зять, и вам с него есть, что взять,
И совесть ваша неназойлива, как москит.
Им сидеть за прилавками, в жутких конторах, в тьме,
За которой не видно самих себя, никого вокруг.
Вот же жизнь, ты на гребанном самом дне,
Её смысл -в вине, неприлично большой казне,
В паре женщин, что скрасят тебе досуг.
Нам, не знающим меры ни в чем, и как чумы, боявшимся быть вторым.
Мы погрязшие в сей рутине, в тонне тупых, бытовых проблем,
Все прогнившие, хоть и дефект не зрим,
Ощущающие это отделом: спинным, головным, брюшным.
В этой глупой мечте: стать для кого-то "всем".
И побитые пальцы прятать в пыльный, пустой карман.
Я замечена в глупых ссорах и жутком непостоянстве,
В абсолютном упрямстве, хамстве, сухом жеманстве,
И в том, что я чопорней англичан.
Вам кричать громким голосом в двери, в шеи подальше гнать,
Сыпать матом обильно, и в общем-то бог простит.
Оттого, что вы правы, во лбу вы шестая пядь,
Коли дома есть зять, и вам с него есть, что взять,
И совесть ваша неназойлива, как москит.
Им сидеть за прилавками, в жутких конторах, в тьме,
За которой не видно самих себя, никого вокруг.
Вот же жизнь, ты на гребанном самом дне,
Её смысл -в вине, неприлично большой казне,
В паре женщин, что скрасят тебе досуг.
Нам, не знающим меры ни в чем, и как чумы, боявшимся быть вторым.
Мы погрязшие в сей рутине, в тонне тупых, бытовых проблем,
Все прогнившие, хоть и дефект не зрим,
Ощущающие это отделом: спинным, головным, брюшным.
В этой глупой мечте: стать для кого-то "всем".