этюд
Был июль. Небо рыдало зноем.
И к зиме никто не готовил саней.
В аптеке, в очереди стоя,
За гигиенической помадой губною,
Она повстречалась со мною,
А я повстречался с ней.
Не скажу я банальностей вязких,
В озарении, мол, и порыве
Я почувствовал всё, "это было как в сказке"…
Нет. Просто каждый из нас безо всякой подсказки
Взял помаду с запахом киви.
А потом мы гуляли сквозь ветер
И смеялись в унисон соловьям,
И в тенистом сквере, весь мир не заметив,
На расстеленной меж нами газете
Сервировали стол на зависть и стыд королям.
Две бутылки портвейну и персик,
Сигареты и гранёный стакан.
День был томен, спокоен и весел,
И откуда-то, изнизу чресел,
Во мне расцветал похабный дурман.
А она, как богиня Мокошь,
Снизошедшая до смертного сына,
Улыбаясь пила наотмашь,
С хрустом шеи, что подумал я: "Вот-же-ж!
Годы поисков и – моя половина!"
Как луна убывает до плуга
Месяца, что взрыхляет мрак,
Убывала бутылка. Новоявленная моя подруга
Провозгласила вторую, и снова по кругу –
Сентенции, взоры, табак…
"Вот уж точно, - подумалось мне,
Мне, повторюсь, смертному сыну. -
Коль не насытится и на втором дне
Дева сия, что я алчу одне,
То дело – табак и попахивает керосином".
Но! Извольте, оставьте, не лезьте!..
Дело пахло сиренью и жаром,
Персик съет, но мы ещё вместе…
Разве что, от нас, душных бестий,
Начинало разить перегаром.
Но бревна б не заметил я в этих
Очах и вопил "аллилуйя",
И опять мы гуляли сквозь ветер,
За "ещём", и на четверти третьей
Бутылки сцепились в кривом поцелуе.
Лепота, катарсис и слюни!
Эрекция, робость, экстаз!
Литавры, чмоканья, лютни!..
О, мне жаль вас, зябкие люди,
Что в момент той гневной прелюдии
Вы не были кем-то из нас!..
Это длилось всего семь эпох,
Целых пять секунд это длилось,
А потом… По глотку, выдох-вдох,
И увидели: дня уж нет. Звёздный горох
Рассыпан по небу, и жизнь прекратилась.
Эта жизнь, этот гам, эти кризисы –
Всё уснуло и закуталось в храп…
Не для нас!.. Сияние, тени падают искоса,
Шелестят насекомые… Отче, я вынесу
Всё рядом с ней, как бы не был я слаб!
Мы бродили при пыльной луне,
На остывающих от пекла камнях,
Я читал на коленях стихи перед ней,
И был рыцарем я – намекали так мне -
Лишь какая-то сволочь угнАла коня.
...
И длился ночи третий час,
И шёл уже четвёртый литр,
И шли мы к ней "послушать джаз",
И осенило: конь-Пегас
Не угнан - Купидоном был убит.
Пришли. На цыпочках … "В кровать? -
Нет-нет, давай по двести без закуски".
И я не смею отказать!
Налито, выпито и – ать!
Как же люблю я женщин русских!..
И полутьма, сплетенье тел,
Включает музыку… зараза!
Я одним мигом протрезвел,
Бежать, штаны в пути надел…
И вслед мне блюз, а я ждал джаза.
И к зиме никто не готовил саней.
В аптеке, в очереди стоя,
За гигиенической помадой губною,
Она повстречалась со мною,
А я повстречался с ней.
Не скажу я банальностей вязких,
В озарении, мол, и порыве
Я почувствовал всё, "это было как в сказке"…
Нет. Просто каждый из нас безо всякой подсказки
Взял помаду с запахом киви.
А потом мы гуляли сквозь ветер
И смеялись в унисон соловьям,
И в тенистом сквере, весь мир не заметив,
На расстеленной меж нами газете
Сервировали стол на зависть и стыд королям.
Две бутылки портвейну и персик,
Сигареты и гранёный стакан.
День был томен, спокоен и весел,
И откуда-то, изнизу чресел,
Во мне расцветал похабный дурман.
А она, как богиня Мокошь,
Снизошедшая до смертного сына,
Улыбаясь пила наотмашь,
С хрустом шеи, что подумал я: "Вот-же-ж!
Годы поисков и – моя половина!"
Как луна убывает до плуга
Месяца, что взрыхляет мрак,
Убывала бутылка. Новоявленная моя подруга
Провозгласила вторую, и снова по кругу –
Сентенции, взоры, табак…
"Вот уж точно, - подумалось мне,
Мне, повторюсь, смертному сыну. -
Коль не насытится и на втором дне
Дева сия, что я алчу одне,
То дело – табак и попахивает керосином".
Но! Извольте, оставьте, не лезьте!..
Дело пахло сиренью и жаром,
Персик съет, но мы ещё вместе…
Разве что, от нас, душных бестий,
Начинало разить перегаром.
Но бревна б не заметил я в этих
Очах и вопил "аллилуйя",
И опять мы гуляли сквозь ветер,
За "ещём", и на четверти третьей
Бутылки сцепились в кривом поцелуе.
Лепота, катарсис и слюни!
Эрекция, робость, экстаз!
Литавры, чмоканья, лютни!..
О, мне жаль вас, зябкие люди,
Что в момент той гневной прелюдии
Вы не были кем-то из нас!..
Это длилось всего семь эпох,
Целых пять секунд это длилось,
А потом… По глотку, выдох-вдох,
И увидели: дня уж нет. Звёздный горох
Рассыпан по небу, и жизнь прекратилась.
Эта жизнь, этот гам, эти кризисы –
Всё уснуло и закуталось в храп…
Не для нас!.. Сияние, тени падают искоса,
Шелестят насекомые… Отче, я вынесу
Всё рядом с ней, как бы не был я слаб!
Мы бродили при пыльной луне,
На остывающих от пекла камнях,
Я читал на коленях стихи перед ней,
И был рыцарем я – намекали так мне -
Лишь какая-то сволочь угнАла коня.
...
И длился ночи третий час,
И шёл уже четвёртый литр,
И шли мы к ней "послушать джаз",
И осенило: конь-Пегас
Не угнан - Купидоном был убит.
Пришли. На цыпочках … "В кровать? -
Нет-нет, давай по двести без закуски".
И я не смею отказать!
Налито, выпито и – ать!
Как же люблю я женщин русских!..
И полутьма, сплетенье тел,
Включает музыку… зараза!
Я одним мигом протрезвел,
Бежать, штаны в пути надел…
И вслед мне блюз, а я ждал джаза.
