Дремучая Россия
Я сволочь. Да, сволочь.
Сволочь хотя б потому вот,
что не патриот, а наоборот
мне нравится Мила Йóвович,
а не исконные знаменитые,
самовлюблённые, буферные маститые,
патриотически даровитые
прелести Анны Семенóвич.
И мне без нужд разница
меж кремлёвскими верховыми медведями
и то, что Россия трахает своих соседей
и всех, кто против дразнится.
Меня триколорный размах не парит
и пресловутая русская удаль,
когда какой-нить омонский мудель
на все сто без мозга и образованья
в припадке всего ломанья
людей в лицо сапогом валит.
И мне ничто имперское величие,
ищущее всегда количества,
чтоб простираться от моря до моря
на крови и на горе
или пулять в космос спутники
из недр быдла мутного,
и хвастаться перед прочим миром
счетами новорусских банкиров
и золотыми сортирами в их квартирах.
Я манал, страна, главную твою фишку,
с какой живёшь тыщу лет с лишком,
отчего твои символы — косолапые мишки,
какие всех давят и не читают книжки.
А если тему развить, Россия,
я манал обожаемый тобой культ силы.
Им ты, древняя нация,
сравнялась с тупой деградацией
отвязных гангстеров-ниггеров
с их баксами, пушками и прочими фигами.
Давай, страна, начистоту:
трахала ты любовь, ум, красоту,
а торчала по кайфу шансона и кабака
с их культом крепкого кулака,
плюс цыганщина и блатная романтика,
чтоб плясать, нагрешив, гопака
и всему непохожему свинчивать крантики,
а потом, изломав всё на свете,
лёжа в блевоте на диване либо в кювете,
а не то, стоя и рвя на груди рубаху,
вопить, что мы всех, мол, трахали,
и нудить с мазохистским чувством,
что вот-де какие мы — русские.
Россия, леса густые, сердца глухие, умы пустые.
Россия, поля большие, а мы хмельные и чуть святые.
Почему, почему так,
что русский в этом миру — дурак,
что, как ни рвётся он к цивилизации
с её умеренностью, комфортом, грацией,
дополненных ассенизацией и девальвацией,
сбросом старых и выпуском новых акций, —
всё русский вдруг херит,
впадая в загадочную русскую истерику,
ярко описанную Достоевским.
В итоге ум ни японский и ни немецкий,
ни англосаксонский и ни еврейский,
как не крути извилиной, не тряси пейсами
и не бери нахрапом штатского ниггера,
ни черта они не поймут. Да фигу им!!
Я бы, на месте всех иностранцев,
кроме Достоевского, вспомнил Тютчева
«русских умом не понять в любом случае».
Не трогай лихо, пока лихо спит,
а делай свой BMW, мать идрит,
барахляйся Версачами и не пачкайся
непонятною русской хренью.
На ней можно разве что заработать денег,
пристроившись под её сенью,
покуда она самоказнится.
Доморощенные и забугорные братаны!
качай газ и нефть из этой страны!
без оглядки долбай её бизнес-тяпкой!
греби во всю Ивановскую… пардон, Бродвейскую!
но не крути извилинами, не тряси пейсами,
чтобы понять Русь и образумить. Незачем.
Нам — всё равно пропасть.
Нам всё равно в конце концов — в пропасть;
всё равно, Россия, из мировой колеи
ты скоро вылетишь в крови и в пыли.
Тебе давно пора из истории,
из дерьма этих всех банков и якиторий,
персональных маленьких глорий
и всероссийских супер-больших викторий,
то бишь над всяким врагом побед,
приносящих тебе ничего, кроме бед.
Я плачу о тебе, Россия,
хочу, чтоб черти тебя не носили
туда-сюда в этом не твоём мире,
который не твой на двести процентов,
болтай ты хоть с китайским акцентом.
Ты ведь между народов
подобье упёртого отмороженного урода.
Ты, Россия, чучело, что себя мучает,
что вдруг вскакивает и с диким чувством
дремуче вопит: мы — русские.
Россия, леса густые, сердца глухие, умы пустые.
Россия, поля большие, а мы хмельные и чуть святые.
Мир не про тебя, Россия-мать,
тебе следует это — принять.
Хоть надень фрак и ототрись до дыр,
это не твой мир, а это мир,
где ты, со всей твоей ширью, — сошка
на тонких и слабых неверных ножках.
И ни малейшего удивленья,
что ты в этом миру недоразуменье;
ведь ты много больше, глубже и шире
этого схожего с калом мира
и при старании приспособиться
ты только пуще себя уродуешь:
вроде из лебедя в мясорубке
выходят кровавые склизкие трубки.
Ты не живёшь, Россия, но ты юродствуешь
и, себя чрез колено ломая, сходствуешь
с девкой, что, метя в мисс красоты,
калечит себя до крайней черты,
трансформируясь в Барби-куклу
с тенденцией превращения вообще в юколу.
Я хочу в тебе жить, а не быть, Россия!
Я заклинаю тебя: будь Вием,
шокирующим негламурными статями!
будь основ потрясателем!
и, когда от тебя ждут порядка,
ты вместо этого зверски пляши вприсядку,
а когда тебя понуждают сузиться —
лезь утроенно вширь, чтоб не стать лузером
в вечной тайной войне неосознанной
всех народов на свете за трон
высшей власти. Так как напрасно
бороться за то, что у тебя без того есть, —
бороться за правую, высочайшую честь
земному быть адекватной лишь с виду,
на деле ж быть монструозной гидрой,
чудищем, несусветным пришельцем,
которого внешне серое тельце
таит развороты
в сверхъестественную субстанцию, что ты
и есть, Русь, и чем всегда была
и будешь, всем ненавистна, зла,
неумыта, тупа, сера, как зола!
Будь чудовищна и нелепа, Россия-мать!
Вот на чём нужно тебе стоять.
Потому что гламурной быть — значит
подстилкой быть Голливуда, а у тебя задача
вселенской царицей быть, мать-Россия.
Поэтому, как бы тебя ни крыли,
стой на своём, вопя с диким чувством,
что ты — ужасающая Россия русских.
Россия, леса густые, сердца глухие, умы пустые.
Россия, поля большие, а мы хмельные и чуть святые.