В черной яме

Я взглянул на часы с четырьмя нулями:

неожиданно, вдруг, наступила полночь, —

ночь повисла, как старая помочь,

одинокая, словно кружок салями.

 

В этот час затихают: боль, звон тарелок,

угрызения совести, шум застолья —

тишина порой означает раздолье

и разгул стихии — часов без стрелок.

 

Но нули не столько примета полночи,

сколько то, что скрывается за нулями —

это крик одиноких душ: "Умоляем!",

на который им не дождаться помощи...

 

Это, даже не безвременье, это —

просто попытка бездомной вечности

(время — бремя тяжелую вещь нести)

навязать нам иное, свое либретто.

 

Я смотрю на табло с четырьмя нулями,

рассуждаю об исчезнувшем времени

(слава Б-гу, что я не в Йемене)

в никаком часу — словно в черной яме…