Волки мертвое время лит. азербайджан 12. 2004

1
 
В перекрестьи снайперской наводки,
сузив в щели воспаленнность века,
мы несемся, человековолки,
мы крадемся, волкочеловеки…
 
Челюсти сожмем , и дальше, в беге,
позабыв сиюминутность логов,
мы несемся, волкочеловеки,
и разносит нас в тугие клочья!
 
В воздухе, лишенном кислорода,
не услышать милосердья возглас!
Кто мы? - волки в человечьей роли?
Или человеки - в стае волчьей?
 
Мы несемся, человековолки,
поводя запавшими боками,
чтобы рухнуть, дернуться,
и в вое,
задохнуться нежностью оскала!
 
В падающем небе хлопья снега
взбухли, побуревшие от крови…
непонятна людям волчья нежность,
потому что люди - в волчьей роли.
 
Добивают, по-обыкновенью.
Но в зрачках, под радужной обводкой,
в волке было - что то человечье,
в человеке было - нечто волчье.
 
 
2
..Лиловый вой на слипшемся снегу
уносит в безвозвратное пространство,
и снег вокруг насквозь пропитан красным…
_Мне кажется, что я еще бегу!
 
Мой желтый глаз затянут снежной пленкой,
у волка нет последнего «прости!»,
и не хватает воздуха у легких,
и лапы мнут заснеженный настил…
 
 
Оскалом морды, полной теплых слез,
вгрызаться в кости собственных суставов,
ломая зубы о зубчатку стали
капкана мертво вмерзшего под лед…
 
3
 
…Со свежеосвежеванной душой,
средь свисших шкур непересохшей жути,
я выскребал охотничьим ножом
из-под ногтей кровь волчью _
не чужую.
 
 
4
 
Богом, числящийся в бегах,
в белом снеге и лунном мраке,
я хриплю полуспазм стиха,
пулей сбитый на дно оврага…
 
Под лопаткою слиплась шерсть,
я скребу перебитой лапой!
- В пулей высквоженной душе
клекот накипи волчьей ласки!
 
Кровопенные пузыри
на морозе спеклись коростой…
- Мне б пол-слова договорить
в скрип крахмала морозных простынь!
 
В расползающемся снегу
скрип шагов все больней, все ближе…
- А я снова в слова сбегу,
и слова мою боль залижут!
 
Через пару минут добит
буду радостною оравой.
_ Ах как скрип их шагов знобит,
приближаясь по дну оврага!
 
Им бы - тело освежевать,
душу вздеть на корявых крючьях…
- А я снова сбегу в слова,
в слезном вое , волкогорючем!
 
Богом, числящийся в бегах,
пересиливая безглагольность,
прохриплю полуспазм стиха,
я - вне жизни,
и - вне закона!
 
Время вышло. И скрип затих.
И почти расхотелось выжить…
- Я оскалюсь в последний стих,
сбитый навзничь слепящей вспышкой!
 
 
5
 
Я загнан вновь.
И пулей сбит в овраг.
Пусть жизнь меняет
сцены декораций,
мне до того привычно
умирать
на самом дне
привычного оврага …
 
 
И бывший друг -
сегодня явный враг -
меня он видит
в линзы перекрестьи,
и он стократно,
выверенно-прав,
раз ненавидит тех,
кого он предал!
 
 
Предательство,как пульс,
скрипит в ушах,
и виснет лапа,
перебита в локте…
- Я отползу на шаг,
еще на шаг,
душою мышц
напрягши мышцы плоти!
 
 
Замру меж двух
бугристых корневищ,
мой глаз зелен и влажен
смертной лаской.
- А скрип сапог все ближе…
_ По крови
моей,
идет мой друг,
затвором клацкнув…
 
 
 
Он хочет знать, что я -
наверняка -
уже подох,
и коченею трупно.
- Но у меня
есть силы для броска,
трехлапого броска –
приветствья друга!
 
 
 
Ему, в бесстрастьи звезд,
не разглядеть,
где я, где спины выгнули сугробы…
Поводит шеей –
где я?.. где я?..где?..
Он так привык
к своей всегдашней роли!
 
 
И в этот миг _
простреленный зрачком, _
где лишь пол-вдоха
до яремной вены,
взлечу я,
неожиданно-легко,
сам поразившись
легкости мгновенной!
 
И - все.
И только булькающий хрип!
Смешались на снегу
ошметки, брызги…
- И ярый мой,
звериный, низкий рык,
на миг забьет
его визжанье крысы!
 
Мы сдохнем оба,
через пол-часа.
Да нет,
мороз добьет нас
выверенно-раньше…
Гляжу в его
стеклянные глаза,
на самом дне
привычного оврага.
 
 
ВАЛЬКИРИЯ
 
Согласно древнегерманской мифологи, Валькирии – богини возмездия
- порой принимали облик волчиц.
 
 
Оскалы ночи.
Мрака лоскуты.
След на снегу…
- И кто он, этот странник?
Ты вся в оскале
волчьей доброты,
где убивая,
ты боишься ранить.
 
 
И хрип в гортани,
сбивши на низы,
зубами полоснувши
чью-то глотку,
ты сглатываешь
соленый вкус слезы,
смешав ее
со сладковатой плотью…