Жестокий век

Жес­то­кий век, жес­то­кие сер­дца,
И за­висть гло­жет ва­ши ду­ши без кон­ца…
Жес­то­кие умы, люд­ские ру­ки не в ла­ду —
Ве­ру и на­деж­ду за зла­то про­дадут.
Увы. Что ста­нет со свет­лой лю­бовью?
В ка­нона­ду сер­дце оболь­ет­ся кровью.
Они зо­вут убий­ства под­ви­гом ге­роя…
Но грязь и кровь нич­то с их рук не смо­ет.
 
Жес­то­кий век, жес­то­кие сер­дца,
Вош­ло в при­выч­ку не по­казы­вать ли­ца,
Не на­зывать имен, скры­вать­ся заг­ра­ницей.
С ле­тами по­выша­ет­ся ко­личес­тво «тра­диций».
Сво­бод­ная прес­са пе­рес­та­ла быть сво­бод­ной.
Она пи­шет по за­казу, при­нося им до­ходы.
Страш­но го­ворить о ва­шей ско­ротеч­ности…
Ста­тис­ти­ка се­год­ня гла­венс­тву­ет­ся смер­тностью.
 
«Жес­то­кий век, жес­то­кие сер­дца, » —
Но где сыс­кать те­перь ино­го нра­ва об­разца?
По­эт, ты на­зывал свои го­да та­кими гроз­ны­ми,
Но знал ли ты, что век бу­дущий пог­рязнет в ко­мато­зе?
Здесь нет мес­та на­уке, нет мес­та ис­кусс­тву,
Этим ми­ром но­вей­шим пра­вит бе­зумс­тво.
Как бы ни хо­тела от­сю­да сбе­жать, не мо­гу.
Вы в пра­ве ме­ня уни­жать. Я не од­на на бор­ту.
 
В пе­реры­ве меж­ду вдо­хом и вы­дохом в не­бо
По­дари мне сво­боду от всех этих фла­гов и гер­бов…
Дай мне за­пис­ки и кни­ги. Я их триж­ды проч­ту.
Лжи­вое вре­мя мне не за­кон. Я не од­на на бор­ту.