Жестокий век

Жес­то­кий век, жес­то­кие сер­дца,

И за­висть гло­жет ва­ши ду­ши без кон­ца…

Жес­то­кие умы, люд­ские ру­ки не в ла­ду —

Ве­ру и на­деж­ду за зла­то про­дадут.

Увы. Что ста­нет со свет­лой лю­бовью?

В ка­нона­ду сер­дце оболь­ет­ся кровью.

Они зо­вут убий­ства под­ви­гом ге­роя…

Но грязь и кровь нич­то с их рук не смо­ет.

 

Жес­то­кий век, жес­то­кие сер­дца,

Вош­ло в при­выч­ку не по­казы­вать ли­ца,

Не на­зывать имен, скры­вать­ся заг­ра­ницей.

С ле­тами по­выша­ет­ся ко­личес­тво «тра­диций».

Сво­бод­ная прес­са пе­рес­та­ла быть сво­бод­ной.

Она пи­шет по за­казу, при­нося им до­ходы.

Страш­но го­ворить о ва­шей ско­ротеч­ности…

Ста­тис­ти­ка се­год­ня гла­венс­тву­ет­ся смер­тностью.

 

«Жес­то­кий век, жес­то­кие сер­дца, » —

Но где сыс­кать те­перь ино­го нра­ва об­разца?

По­эт, ты на­зывал свои го­да та­кими гроз­ны­ми,

Но знал ли ты, что век бу­дущий пог­рязнет в ко­мато­зе?

Здесь нет мес­та на­уке, нет мес­та ис­кусс­тву,

Этим ми­ром но­вей­шим пра­вит бе­зумс­тво.

Как бы ни хо­тела от­сю­да сбе­жать, не мо­гу.

Вы в пра­ве ме­ня уни­жать. Я не од­на на бор­ту.

 

В пе­реры­ве меж­ду вдо­хом и вы­дохом в не­бо

По­дари мне сво­боду от всех этих фла­гов и гер­бов…

Дай мне за­пис­ки и кни­ги. Я их триж­ды проч­ту.

Лжи­вое вре­мя мне не за­кон. Я не од­на на бор­ту.