Ловушка для мичмана Фабиана
(Из повести «Сказание о Летучем Голландце)
Её звали Ортанз, Ортанз Ламбер, француженка-гугенотка из Лангедока. Она обреталась в заведении под названием «Пансион мефрау ван Зейль». На самом деле, никакой то был не пансион, а обыкновенный бордель со шлюхами. Правда шлюхи, коих принято было именовать воспитанницами, помимо основного ремесла заняты были также вышиванием, игрой на мандолине или на фисгармониях, умели играть в фанты, гадать на картах, толковать сны и танцевать контрданс и кадриль.
Бывало, стоило мне свистнуть, да-да, именно свистнуть причём, этак по-особому: вот так «тиу-фью-фрр»! она бросала свои ленты, пяльцы, карты, даже мимолётных кавалеров, и кидалась ко мне на колени. У неё даже прозвище было Сиффле́ Чёрт побери, ведь я любил её. Я верил в то, что в блудилище она попала в силу рокового стечения обстоятельств, каких-то интриг и прочее. Хотя в самой глубине души понимал, что всё это не более, чем простодушное враньё, которое нашёптывают несчастные блудницы своим постоянным кавалерам. Я клялся ей, что как только отработаю контракт, получу деньги, так тотчас и вернусь вместе с нею во Фрисландию, в родной Харлинген, где у моего батюшки была прядильная мануфактура, о её прошлом никто бы не узнал.
Возможно, так оно и было. Но, как водится, случилось непредвиденное.
А случилось такое — могикане, жившие в прибрежных лесах на материке, переправились ночью на пирогах через пролив и дотла спалили посёлок Ауде-Дроп, что на острове Статен-Эйландт. Сожгли кальвинистский храм вместе с пастором, перерезали скот, отравили колодцы, убили несколько человек. Тогда наш пакетбот «Тритон», на свой риск и страх, разнёс из пушек их прибрежную деревню Сацкауэ. Всё бы ничего, дело обычное, но при этом погибла вся семья вождя могикан, а сам он потерял глаз. Могикане такого не прощают. Миром уладить не вышло. Приключилась война. Раза два краснокожие даже пытались взять нас на абордаж, приходилось схватываться в рукопашную. Мы тогда потеряли едва не треть команды.
Длилась заваруха месяца четыре. И вот в первый же день мира, когда нас отпустили на берег, чёрт меня занёс пьяного в игорный дом «Dame de Pique», где тамошние шулера обобрали меня до грошика.
Ну а далее ноги сами меня завели в тот почтенный пансион, где госпожа ван Зейль огорошила тем, что мадемуазель Ортанз Ламбер у них более не состоит, и, более того, она уже месяца два, как не Ламбер, а мадам ван дер Хиден, жена торговца пушниной и корабельным лесом. О её гривуазном прошлом говорить вслух было негласно запрещено. Однако госпожа лисьим шепоточком сообщила, что почтенный ван дер Хиден уж три дня, как отбыл за Гудзон в фактории, и, верней всего, воротится не ранее субботы.
Дом господина промышленника я отыскал быстро. Подгонял сучий голод и мерзкое ощущение пустоты в карманах. Вообще, ветер в карманах всегда попутный, господа!
Дверь отомкнула пышная мулатка, служанка, с ворохом косичек и в кружевном фартучке. Я раскланялся и справился, изволит ли быть дома её госпожа. Та испуганно округлила и без того круглые, маслиноподобные глазёнки и попятилась, явив саму госпожу ван дер Хиден…
Клянусь вам, она выглядела как истинная аристократка, бог знает, каких кровей. Пока я приходил в себя, Ортанз с радушной, холодной улыбкой вывела меня в залу, где уже был, похоже, наскоро, накрыт стол, горели свечи. А возле стола стоял, скукожившись, над какими-то бумагами, коротконогий, куцый господин, весь в чём-то серо-зелёном, и коего впору было бы принять за прислугу — конюха или кучера, ежели б не высокая треуголка с серебряным гербом Голландской Вест-Индской компании. Тут-то я понял, что явился ну совсем не ко времени.
— Дорогой! — звонко изрекла Ортанз, — дозволь представить нашего гостя, благородного моряка голландского флота Фабиана де Фриза.
Хозяин кивнул, от бумаг не отрываясь, а я ненароком подумал, донёсся ли до её супруга обильно исходящий от благородного моряка дух полгода нестиранного белья, дрянного табака, дешёвого бренди и вшей, ежели, конечно, вши имеют запах.
Затем господин ван дер Хиден отбросил бумаги, крякнув, откинулся в кресле, оглядел меня с ног до головы..
Мне сесть не предложил, и я, постояв некоторое время в неловкости, присел деликатно на краешек обитого лиловым плисом пуфика. Хозяин смолчал, лишь расстегнул ворот плаща, нацедил себя рома в узкий посеребрённый бокал и к моему удивлению выпил залпом, не поморщившись. Мне он выпить не предложил, и тогда, пожав плечами, я в точности последовал его примеру. Ром оказался дьявольски крепким, видно, портариканским. Господин ван дер Хиден же слегка изменился в лице: у него задрожал слоёный подбородок, а залысина стала багроветь покрываться пупырышками пота. Это позабавило ещё более.
Хозяин отставил бокал, бурно откашлялся в рукав и оборотился к супруге.
— Ортанз, душечка, ступай-ка наверх. Я вскоре буду пить бенедиктин, а к нему, ты знаешь, я предпочитаю арахисовое пирожное. Впрочем, можешь не слишком торопиться. Побудь у себя.
Ортанз поднялась наверх, однако на полпути остановилась на долю мгновения, глянула на меня и приподняла ладонь, что, как я понял, означало: «будь осторожен». Я успел заметить, что от внимания господина ван дер Хидена сие не ускользнуло.
Хозяин вновь откашлялся, на сей раз несколько делано.
— Итак, покудова хозяйка отсутствует, я хотел бы кое-что вам сказать, господин, как вас там…
— Мичман де Фриз, с вашего позволения. Фабиан де Фриз.
— Так вот, пока хозяйка занята… Я в курсе прежней жизни мадам ван дер Хиден. И скажу коротко: вы немедленно встанете и покинете этот дом до прихода хозяйки. И ежели вы посмеете хоть раз явиться сюда ещё, я спущу на вас псов. Всех разом Не искушайте судьбу, господин Никто. Настоятельно советую также вообще покинуть Манхэттен. Это положительно скажется на вашем здоровье.
Я, конечно, мог предполагать, что приём будет не слишком сердечным, однако такого, право, не ждал. Бог весть, что бы я ответил ему — со мной, верьте слову, ещё никто этак не говаривал. Я даже не успел встать на ноги…
— Милый, — извини, что перебила, — Ортанз стаяла посреди лестницы. — Но арахисовое пирожное закончилось. Если хочешь я пошлю за ним Эмилию, она сбегает в лавку мадам Мейер и принесёт…
— Марш наверх, дрянь!!! — взревел ван дер Хиден и вновь зашёлся в приступе раздирающего лающего кашля.
— Отчего же, — я наконец подал голос. — эка беда пирожные арахисовые закончились. Так тут других полно.
— Вот что, господин де Фриз… — Видит Бог, я хотел всё уладить миром. Теперь не получится. Дуэль, господин Никто. Ду-эль!
— Извольте. Через полчаса я приду с секундантом.
— Через полчаса?! — ван дер Хиден разразился квохчущим смехом. — Это чтоб вы ускользнули с утра пораньше на вашу посудину, и ищи потом вас, свищи? Нет, господин Никто. Именно сегодня. Ждать долго не придётся. Сейчас придёт секундант, уж поверьте, человек проверенный. И я вам растолкую, ка́к следует обращаться к моей жене, госпоже ван дер Хиден!
— Это как вам будет угодно. Но ежели вы ещё хоть раз назовёте меня господином Никто, я убью вас прямо здесь, без секундантов. Поверьте, не шучу.
Хозяин изобразил на лице ехидную гримасу, хотя, по всему видать, слова мои принял серьёзно.
— Ждите! — вымолвил он, нахлобучив шляпу. — Долго ждать не заставлю. А вот чтоб вы ненароком не расстроили меня внезапным исчезновением, я, с вашего позволения, спущу во дворе с цепи собак. Всех! Знаете, сколько их у меня? Лучше бы вам этого не знать. До скорого свидания, господин… де Фриз.
***
Дверь захлопнулась, негромко проскрежетал ключ. Вскоре двор впрямь наполнился безудержным собачьим лаем.
— Ну и что думаешь делать, mon amour? — спросила Ортанз, когда за хозяином затворилась дверь. — Только уж не пей больше!
— Дальше? Дальше дуэль. Не бойся, убивать его я не буду. Прострелю ляжку и будет с него.
— Дуэль?! — Ортанз упёрла руки в бока, глаза её полыхнули восхитительной яростью. — Какая дуэль? Какая, к чёртовой бабушке, дуэль. Никакой дуэли не будет. Сюда придёт не секундант, а убийца. Тупой убийца, который за всю свою жизнь ничего другого не делал. У тебя есть пистолет?
— Нет, но…
— Тогда погоди.
Она кошкой подскочила к стене, откинула большой овальный гобелен, открыла со скрежетом бронзовую дверцу и вытащила два пистолета Лепажа.
— Ого! Неплохо, Сиффле. Но почему два?
— Больше не зови меня так, ладно? Меньше вопросов. Стреляй сразу первым! Сначала убьёшь Анголу. Только не промахнись, pour l'amour de Dieu ! На твоё счастье, они думают, что ты безоружен. Убьёшь Анголу, потом убьёшь его. Из второго пистолета. На перезарядку времени нету.
— Кого, мужа твоего?
— Да, чёртова тупица, да! Мужа моего, Риддера ван дер Хидена! Убьёшь да так, чтоб сам Дьявол не смог его поднять из мёртвых. Ведь только так ты сможешь пережить сегодняшний день. Да и я тоже…
***
И вот тут дверь распахнулась, сначала влетел порыв сырого осеннего ветра вперемешку с истошным собачьим воем. Первым вбежал хозяин, в мокром от дождя плаще и съехавшей на затылок треуголке. К груди он прижимал, едва не сгибаясь от тяжести, боевой пехотный мушкет. Это было бы забавно, ежели б сразу следом не ворвался негр примерно семи футов ростом, голый по пояс в черных шароварах и красной шапочке до ушей со старинным протазаном с укороченным древком.
— Прощай, Ангола! — сказал я полушёпотом и выстрелил.
Это был лучший выстрел в моей жизни, клянусь святым Мартином! Пуля вошла в чернокоже㬬о чуть выше середины ключицы, начисто избавив, я полаю, его от мук предсмертных агоний.
Хозяин дома вознамерился было выстрелить в меня из мушкета, но даже поднять его нужный уровень не смог. Заплакал, отбросил его и уселся на пол.
— Успокоитесь, господин ван дер Хиден. Вам ничего не грозит. Ни вы, ни ваша жёнушка, ни ваши деньги мне не надобны. Ну да, не скрою, я зашёл к давней знакомой слегка разжиться денежкой. Но коль скоро приключилось такое, я не возьму здесь ни гульдена, ибо получится, что я грабитель. Всё, что от вас требуется сейчас, это посадить на цепь своих псов и дать мне уйти.
— Да, — господин ван дер Хиден сопливо всхлипнул и закивал головой. — Истинно. Произошло недоразумение и мы его быстро уладим. Ведь правда, cher Hortense
— Истинная правда, Поди-ка, муженёк, впрямь, уйми собак, а то я их страсть как боюсь, особенно Фанга.
Господин ван дер Хиден торопливо закивал, боязливо озираясь, засеменил к двери. Но едва он прикоснулся к дверной ручке в виде филина с кольцом в клюве, как за моею спиной грохнул выстрел. Пуля вошла ниже затылка, крови почти не было. Ван дер Хиден замедленно, точно лениво, сполз и лёг, свернувшись калачиком возле косяка, как домашняя собачонка.
— Ты убила его?! Зачем?!
Спросил, хоть и ожидал в глубине души чего-то подобного.
— Ты не понял, как всегда. Если бы он успел отворить дверь, он бы крикнул во всю глотку: «дерфайнд !!!» И сюда влетела бы стая псов. Восемь или девять. Из них половина — людоеды. Как тебе это?
— Хорошо, и что теперь прикажешь делать?
— Каждому делать своё дело. Тебе — уходить. Только не через сад, ясно дело. Собаки меня не послушают, а скорее сожрут вместе с тобой. Из дома есть другой выход. Подойди к убитому. К мужу, да! Вытащи у него из левого кармана жилета ключ с ручкой в виде шестиконечной звезды… Ну! Скорее же, merde ! Ты же мужчина! Ты же воевал!...
