Мы знакомы четыре года, только счастья в знакомстве нет. Он терял по кускам свободу, я искал хоть какой-то свет в голове, в медицинских картах, в снимках мозга и в дрожи рук.

 

— Посмотри на меня, приятель!

 

…мой нечаянно верный друг погибает — душой и телом, улыбается — держит плач, я кормлю нас жестокой верой, я не Бог, я всего лишь врач.

 

Все, кто очень его любили, стали реже сюда ходить. Его боль — недостаток силы, моя боль — ненавистный стыд. Я пытался найти решенье. Что слова, если не нашёл? Продолжение продолжений: наши встречи, игла, укол, белый цвет и большие окна, запах хлорки и поиск вен, выцветать и привычно блёкнуть в ожидании перемен. Всё, что можем: держать при жизни (это чудо, что до сих пор). Он становится мне всё ближе, я не чувствую его боль, но я знаю, насколько больно: рвота, волосы на полу… Боже, хватит, ему довольно! Дай мне правду сказать: «Спасу».

 

Губы в кровь, разодрал ладони, снова просит вколоть укол. Молод, весел и болен. Болен.

 

…я колю в вены «Трамадол».

 

Всё худее, и всё надрывней крики-стоны. Дежурю в ночь.

 

— Ты поправишься.

 

сможешь выжить?

как помочь тебе, как помочь?

 

— Хватит, друг, я же знаю сроки, если честно, мне больно жить.

 

И он просит, однажды ночью умоляет его убить:

 

— Ты ведь знаешь, ты знаешь, верно? Это был чёртов рецидив. Если честно, мне очень скверно, у меня всё внутри болит, как мне вырвать всё это с кожей? Как содрать с себя эту боль? Ты прости, ты прости, я тоже не хотел бы вот так с собой, но прошу тебя, умоляю, помоги мне, спаси меня, в этом мире не выбирают, кем рождаться. А умирать?

 

Я с трудом разгибаю пальцы (он сжимает мою ладонь).

 

— Я устал уже быть страдальцем. Я слабак. Ты прости мне боль.

 

Ухожу отсылать анамнез ещё раз всем врачам земли. Я слабак. Как мои обманы успокоить его могли?

 

Он становится будто ниже, всё скорее теряет вес. «Почему ты ещё при жизни приручил к себе слово «без»?»

 

«В этом мире не выбирают, кем рождаться. А умирать?» Где отец его? Я не знаю, как давно приходила мать. Где же все, кто его любили?

 

Признаюсь себе: не спасёт даже химиотерапия. Смерть смеётся, ведёт отсчёт. Он страдает, но смотрит твёрдо, я его избегаю глаз. Я однажды поверил в Бога и разверил всего за раз. Здесь, в больнице, считают жизни, смертность низкая — хорошо. Смерть подходит всё ближе, ближе и стоит за моим плечом.

 

Я, наверно, не согласился, если б это не был мой друг.

 

…ты убийца, почти убийца.

 

Я не чувствую своих рук.

 

— Я достаточно уже прожил, - успокоившись, не крича, он мне шепчет, — Спасибо, Боже.

 

Я в себе предаю врача.