Старое кирпичное здание с облетевшей местами штукатуркой сонно пробуждалось, внутри было еще совсем тихо. Я сегодня приехала раньше, чтобы дорисовать стенгазету к новому году. Сегодня назначен концерт, меня обязательно выставят на сцену, чтобы я почитала что-нибудь из своей лирики. Я стала вспоминать стихи, которые были мною написаны недавно, они жгли мою душу, мне нравилось смаковать их, но читать это со сцены я бы не стала. Причина будет рядом, я не хочу, чтобы он слышал эти строки, хотя вряд ли он догадается, что они обращены к нему. Надо что-то нейтральное, общечеловеческое, проблемное.

«Я села не на тот поезд,

И въехала не в тот город.

Там ветер и страстей скорость,

А здесь покой и тьмы холод…»

 

Нет. Это тоже не то. Не поймут, это неправильно. Что же мне почитать? Может вот это:

 

«Забытое племя, встречайте идущих,

На холод сквозящий вбегайте босыми,

И ныне и присно ушедших и сущих

Любите, покуда душа не остынет…»

 

Нет, это песня, и я ее уже пела, только никто не понял. Что же почитать? В голове вертятся слова, которые даже произнести страшно, потому что все так неопределенно, так шатко. Ай, да найду что-нибудь…

Он постоянно преследует мое воображение, его глаза – лучистые теплые, его голос – насмешливый, живой. Я встала размяться, взглянула на часы. Ну вот, уже через пять минут лента начнется, я открыла дверь и услышала какофонию звуков, наполнявшую декабрьское утро. Студенты спешили на занятия, приветствуя друг друга, делясь впечатлениями. Я замкнула аудиторию и направилась в раздевалку, чтобы сдать ключ на вахту и забрать платок из кармана пальто, а за одно, если повезет, встретить своих одногруппниц.

Не взирая на всю суету перед лентой, в раздевалке было тихо, никого. Я вошла и, проскользнув между рядами одежды, отыскивала свое пальто. «Здравствуйте, Анна…» - сказал теплый знакомый голос. Сердце подпрыгнуло, растерянно я шарила по карманам, в голове стучало одно: «Это он не мне, мало ли Ань в техане… это он не мне…». Я выбиралась из раздевалки, опустив голову, нервно поправляя липнувшую к ногам юбку, стараясь не заметить, что он смотрит на меня. Уже у двери я услышала равнодушно прозвучавшее слово «ладно…», голос сказал это, и я готова была разреветься.

Я бежала в туалетную комнату, чтобы закрыться там, спрятаться. Ведь в раздевалке кроме нас никого не было. Я кляла себя, но и не могла преодолеть робость, мне хотелось исчезнуть, раствориться, мне казалось, куда бы я не пошла сейчас, я встречусь с ним, и что? Что я буду делать, куда бежать? Сердце рвалось к нему, но что-то неведомое, что-то странное и пугающее своей притягательностью останавливало меня. Уже шла лента, я опоздала на занятия, я только сейчас заметила, что плачу.

 

Днем, во время концерта, я читала стихи, посвященные моей детской влюбленности в экранного героя. В этих стихах я прощалась с ним, с тем красавцем-гардемарином, разбудившим когда-то мое поэтическое воображение.

 

«Мне о тебе уж мечтается редко.

Через пространство, сквозь время и грезы,

В небо стрелою вонзается ветка,

Черная ветка от белой березы…»

 

Я прочитала парочку стихов, раздались вежливые аплодисменты, и я встретилась взглядом с парнем, имени которого я боялась. Он смотрел восхищенно, в этом взгляде чувствовалась такая энергия, такое притяжение, что я еле нашла силы отвести глаза. С этого момента я стала физически ощущать ниточку, связавшую два юных сердца.