Дни проносятся, собирая в мою копилку все больше удачных воспоминаний. Я не просто стала круглой эталонной отличницей в техникуме, я стала загадочным юным гением. Учителя тянулись общаться со мной, меня останавливали в коридоре, цепляли после занятий, чтобы просто поговорить. Разговоры начинались с насущных проблем, а заканчивались нелепыми полуфилософскими рассуждениями о трудностях жизни. В стране процветала нищета, на мизерные зарплаты невозможно было купить что-то из одежды и обуви, все уходило на еду. Но это хорошо, если заработанное вообще отдавали, чаще как-то не очень торопились расстаться с деньгами все те, в чьих руках они оказывались. Этих маленьких цветных бумажек катастрофически не хватало на всех.

Загнанные в угол интеллигентные люди, которые вдохновенно несли знания своим ученикам, вынуждены были каждую секунду думать о своем полуголодном существовании. И они находили во мне желанного собеседника, умело выводившего нити неизбежного разговора о насущной бедности в шитое полотно светлых воспоминаний о юности, любви, маленьких радостях, всегда согревавших их сердце.

Именно здесь, в тесном маленьком здании техановского филиала, в компании учителей и студентов, такой близкой, такой камерной, рождалась самая красивая симфония моего счастья. Я раскрыла весь свой потенциал, активно участвовала в организации всяческих вечеринок, на которых звучали песни под гитару, стихи и прекрасная музыка. Наши парни легко научились вальсировать, потому что отношения внутри коллектива были непринужденными, девчонка могла выхватить любого из будущих электриков и вот они уже кружатся в танце, а потом…

Я была первокурсницей, наступала только первая зима из четырех, которые я должна была провести в техникуме, останавливая собственное развитие. Судьба поворачивалась в другую, незапланированную мною сторону, но видит Бог, я никогда в жизни своей не пожалела об этом. Я мечтала стать архитектором, а становилась технологом, я входила в единственно открытую мне дверь и меня радушно принимали в свои объятия мудрые педагоги. Я вдохновлялась их доверием и проницательностью, получая лишь отличные отметки.

Я все так же писала стихи. Но теперь в моих стихах появился новый герой. Он учился на втором курсе, был разгильдяем, относившимся к учебе с прохладцей. Он отбывал дни в стенах этого учебного заведения с обреченным видом каторжника. В группе, состоявшей сплошь из девчонок, он был одним из двух парней, крепко сжимавших пробирки и бюретки. Так уж повелось, что на курс приходилось две специальности – технологи и электрики, первая группа традиционно для девчонок, вторая – для парней.

Девчонки из его группы воспринимали его неоднозначно, он числился у них шутом и неудачником. Всегда готовый порадовать глупыми анекдотами, нелепыми выходками, смешными рожицами, он создавал впечатление легкомысленного слабака. Его шутки граничили со скрытой злобой, словно он обижался на жизнь, так жестоко поместившую его творческую артистичную натуру в обстоятельства, к которым он был равнодушен. Но каждый день он приходил на занятия, не курил в отличие от подавляющего большинства студентов, не любил пьяные застолья, которые устраивались в общежитии. Короче, он не разделял быт со своими однокурсниками и выглядел в их глазах нелепым рудиментом общества.

Спускаясь с крыльца после четвертой ленты, я собиралась доехать до дома, а потом сразу же в библиотеку. Он пролетел мимо меня нагоняя стайку своих одногруппниц, подбежав, живо обнял двух подвернувшихся под руку, девчонки недовольно загалдели, засмеялись. Он, отцепившись, выбежал немного вперед, повис на калитке, открывая ее любезно перед дамами и снова, болтая своим пакетом, шел впереди всех, повернувшись спиной к дороге и пытаясь вклиниться в разговоры.

- А ты сегодня такая розовая, Катя, - и сам закатился каким-то странным пошловатым смешком, похвалив новый пуховик девушки, - нет, правда, тебе очень идет, прям, съел бы тебя как праздничный торт!

Он говорил исключительно громко, с характерным проглатыванием звука «эр», и этот дефект делал его речь неожиданно комичной. Оглянувшись на остановку, он суетливо протараторил:

- Ну, все, милые дамы, должен вас покинуть, не использовав попытку испортить вам настроение до конца, - помчался в сторону отходящего автобуса и заскочил на подножку уже почти закрытых дверей, грубо разрывая их руками, исчез внутри, с глупой рожей помахал всем находившимся за стеклом. Даже мне, шедшей поодаль, но в этот момент мне удалось поймать мгновенно слетевшую ухмылку с его лица.

Девчонки стояли стайкой на остановке и продолжали по инерции обсуждать своего нелепого сокурсника. «Он такой дурак! Вроде бы симпатичный парень.. да ну, фу, симпатичный, урод… нет, ну понятно не красавец… да уж не то слово, обсосок, посмотрела бы я на ту жертву, которая его подцепит… ха-ха-ха… ну почему, у него может в городе и есть кто… он же из богатеньких, просто родители не знают, что с этим балбесом делать… в техане он крутой, конечно, можно дурачится… ага, типа мы тут все лохушки… да он издевается просто козел… ну, не говори, что сегодня на химии вычудил… ха-ха-ха… не, ну ты-то, Кать, теперь у нас «тортик»!... ха-ха-ха… да у него диабет начнется от такого «тортика»… ха-ха-ха… а ты ему в следующий раз в реактивы чего-нибудь накапай, пусть мучается до посинения… точно, так и сделаю! Вот козлина, я его научу результаты тырить… да, блин, ведет себя как хозяин… все, девочки, автобус…»

Они сели в автобус, нам было не по пути.