ПАРФЮМЕР (На одноименный мотив романа Зюскинда «Парфюмер» )

1

 

Не кожа в дрожи вожделенья

расширенных девичьих пор -

он - парфюмер,

лишь амбра тленья,

агоний выстуженный пот,

 

 

в замесе с запредельным страхом,

ему действительно нужны.

И вновь сверкнут флакона грани,

вне осознания вины.

 

 

Добро и зло в утробной глуби

взвар месит точно лепестки.

- Лишь всхлипнут в перегонном кубе

масла забвенья и тоски…

 

 

Он возгоняет безвозвратно

с девичьих тел невинный жир,

как ангел сумрачного рая,

серпом соскребывающий жизнь.

 

 

Серп тонко прозвенит заточкой,

подрезав с кожи волоски…

- Что из того что чья то дочка

в роз погрузится лепестки ?

 

 

Их запах сложит он в узоры -

(три капли на батист платка…),

и мир предстанет иллюзорным,

как площадь свального греха.

 

 

И жизнь, повенчанная с тленьем,

и тленье, дрожью вжавшись в жизнь, -

соскобы с кожи вожделенья,

растленье мира в миражи…

 

 

Он снизойдет к ступеням плахи

и бросит вымахом руки,

накатом сладострастья власти,

наркоз и в ноздри и в зрачки !

 

 

Он отречется. Он исчезнет,

уйдя как в сон в свои грехи…

А в чем его предназначенье,

лишь женщин вспомнят лепестки.

 

ПАРФЮМЕР

2

 

Очаровательное тело

всплывает в пене лепестков…

Он зыбок, точно сновиденье,

пропитан гибельной тоской.

 

 

Он чтит тех женщин соцветенье -

бутон из каждой взят навзрыд -

а серп по телу _ наважденье, _

вскрывающий души нарыв.

 

 

И часто вздрагивают ноздри,

и расширяется зрачок…

Он прожил столько одиночеств,

что это попросту – ни в счет !

 

 

Потомок ангельской породы

(три капли на батист платка…),

повел рукой -

и площадь вздрогнет

под грузом свального греха. (осев под святостью греха) (вар).

 

 

ПАРФЮМЕР

3

 

…С потусторонними глазами,

он с плахи встанет полубогом,

пластами расслоивши запах

в толпы клубящуюся похоть.

 

 

Он пробудит, привстав с коленей,

и - в полный рост - раскинув руки,

насытит души сладким тленьем,

до сладострастия упругим. (как грех тлетворным и упругим) (вар).

 

 

И плоти тел переплетенье

совьет в экстазе руки, ноги,

как в инфернальном сновиденьи,

из человечьих одиночеств…

 

 

И площадь изовьется плотью,

как стебли лилий в дельте Леты,

он погрузит фантазий клочья

во влажный омут вожделенья…

 

 

И с девами сольются старцы,

а отроки к увядшим женам

прильнут, и обовьют в экстазе

их бедер рыхлость и тяжелость…

 

 

А он, спустившись по ступеням,

пройдет сквозь эту обнаженность

тропой забвения и пепла,

тропой самоуничиженья.

 

 

Он - парфюмер.

Он ферромоны

извлек из пор оргазма кожи,

он - ангел, что уже не может

терпеть соседства с ним несхожих!

 

 

И потому, под звезд движеньем,

ни от кого уже не прячась,

свершит он жертвоприношенье,

крыло обдав базарной грязью.

 

 

 

 

* ПАРФЮМЕР

 

4

 

 

…Ах лепесток с налетом тонкой гнили,

чей слой томленья легок и пушист,

а запах тленья отдает ванилью,

как запах разложения души…

 

 

ПАРФЮМЕР

 

5

 

 

Их возбужденных желез вожделенье,

предсмертный пот, роса слезинок глаз,

должны, цветами венчанными с тленьем,

отдать свой запах в терпкие масла.

 

 

Подобно неге лепестков убитых,

их кожа упоительно-свежа,

А капля зависает над пробиркой

в тончайшее искусство купажа!

 

 

Медлительные волосы и губы,

сосков и паха терпкая роса…

- Их смерть возгонит в перегонном кубе,

и охладит в бессмертный конденсат…

 

 

Они - лишь разномастные бутоны, -

им, как цветам убитым, надлежит

вмиг запотеть в томительной истоме,

парами возгоняемой души .