Не скину
Я летом тучных одеял с плеча не скину,
И переулок узкий станет тих и вял,
Мишенью станет тот, кто в нас стрелял,
Вокзальным пьяницей отчаянный школяр,
А шелк ночной - мерцающим сатином.
Бровей ни в шутку, ни в серьез не сдвину,
Не обращу в звучанье хриплый голос -
Во мне теперь - всё синий торос,
И на вершине, важно хорохорясь,
Сидит молчанье грузным исполином.
Мы заливали краской вин свет окнон синий,
Мы забивали каждому в ладонь по ржавому гвоздю,
Мы презирали суетливою возню,
Шедеврам слив, мы создадим свою мазню!
И каждый оказался вниз низринут.
Скажи теперь мне, странно разодетый,
С чего меня вдруг ступор обуял,
Зачем, кто шел вперед теперь застрял,
Зачем вылазить из-под тучных одеял,
Когда наступит в узком переулке лето?
И переулок узкий станет тих и вял,
Мишенью станет тот, кто в нас стрелял,
Вокзальным пьяницей отчаянный школяр,
А шелк ночной - мерцающим сатином.
Бровей ни в шутку, ни в серьез не сдвину,
Не обращу в звучанье хриплый голос -
Во мне теперь - всё синий торос,
И на вершине, важно хорохорясь,
Сидит молчанье грузным исполином.
Мы заливали краской вин свет окнон синий,
Мы забивали каждому в ладонь по ржавому гвоздю,
Мы презирали суетливою возню,
Шедеврам слив, мы создадим свою мазню!
И каждый оказался вниз низринут.
Скажи теперь мне, странно разодетый,
С чего меня вдруг ступор обуял,
Зачем, кто шел вперед теперь застрял,
Зачем вылазить из-под тучных одеял,
Когда наступит в узком переулке лето?
