Таки да!
* * *
Многое сбылось за полвека.
И оставило равнодушным. Настал черёд Одессы: ни эллина, ни иудея – сплошь одесситы. Небо низкое и тусклое. Бог практически за плечами. Воздух сухо-солёный, как в Любанских пещерах: где-то неподалёку море. Море не служит градообразующим предприятием – так, кочует поблизости. Ни влезать, ни вылезать из него не хочется. Купался в апреле-мае до посинения и простуды. Летящий по берегу аромат степей, насыщенный солью, рождает чувство свободы. Хочется привозить сюда людей и говорить, тыча в стены: вы тоже могли бы так жить, если бы родились свободными!
Но приезжие не образумятся, а местным вольнодумство в охотку.
Микрорайон Таирова.
Во дворе, между алычой и сиренью – невиданный ранее крохотный абрикос. Каждое утро здороваюсь с ним за руку. Тихо, как в раю: ни гастарбайтеров, ни полиции. Литр бензина (в пересчете) – сорок четыре рубля, проезд в городской маршрутке – десять… кто-то доплачивает?
В сером, скучном, как скальный вырост, микрорайоне спят, торгуют или спешат на рынок, при громадном скоплении детей и малом числе старух.
В Питере всё наоборот.
Странная повадка местных автомобилистов – подрезать маршрутку на повороте, особенно в круговом движении. Один, особенно рьяный, подрезал трамвай, и когда тот не среагировал, обиженно загудел.
Девочки в Одессе, совершеннейшие южане, жгуче-некрасивы, но стройны и темпераментны, судя по мгновенным откликам-взглядам. Впечатляют ловкими движениями и округлыми, поджарыми попками.
Последнее обстоятельство вполне объяснимо крутыми спусками на Фонтанах к морю-пляжу-шашлыкам и обратно. Знакомый ещё по Ростову южно-русский клобук чёрной либо каштановой гривы, тщательно подобранные и небрежно сидящие джинсовые разлетайки, штанишки, кофточки... и что-то ажурное с каблучком, венчающее ножку в ангельское копытце. Встречаются и морячки, будущие бунты на кораблях.
Кормят в Одессе вкусно, но дорого.
Пиво такое, что исхудать невозможно. На сколько можно прожить в Одессе? Сколько в карманах есть, на столько и проживёте! Размеренность поездки нарушается простым, как оплеуха, открытием: рынок Левитана сменился улицей Ицхака Рабина… что он Гекубе, премьер Израиля?!
А вот, поди ж ты!
Местный состав элиты прелюбопытен. Взять хотя бы отцов-основателей, чей памятник на виду. Дуэт фаворитов – Зубов с Потёмкиным, испанец-прохиндей Де Рибас и возводитель крепостей, инженер-майор де Волан. Кавалергарды Истории. Стяжатели, любовники, авантюристы.
А над головами – всё земля и небо… нет, матушка Екатерина Вторая.
Добавьте сюда парочку георгиевских кавалеров эпохи взятия Измаила – дюка де Ришелье и лейтенанта де Ланжерона. Что, как вам кажется, подобная мишпуха могла бы сотворить из крохотного селения флибустьеров и кондотьеров, портовых девок и вольных ремесленников, бедовых купцов и бойких контрабандистов? Разумеется, столицу Свободы!
Где юмор с иронией – всегда желанные гости... например, есть у меня фото фрагмента каменной стены с надписью мелом:
"За мусор - ПРОКЛЯНУ!"
Всё здесь всерьёз, но капельку напоказ.
На стене одесской тюрьмы – крупная надпись: хороший понт дороже денег… – именно так, с отточием.
Будущие надгробия вынесены прямо к дороге: выбирайте при жизни!
Те из них, кого уже выбрали, торчат верхушками из-за оградки кладбища, словно окликают: как там, пацаны? Каково на воле?
Сложно всё, киваю в ответ и уматываю – чтобы вскорости, дойдя до знаменитого перекрёстка (как на Дерибасовской, угол Ришельевской…), впервые в жизни пожалеть, что не танцую чечётку.
Грандиозный Центр словно взметён архитектурными путчами, непостижимо слившимися в симфонию с размахом и мощью Пятой Бетховенской.
Туф и известняк тут перемешаны с немножко цемента. Гипсовые колонны ионически-дорической недоработки. Италийский размах и удаль.
Плюс нечто асимметрично-испанское, «с приветом от Гауди».
На крыше розового особняка, между изысканными портиками, развешано для просушки бельё… ничто Одессу не портит, ничто.
Бронзовый Пушкин, кусая губы, без конца проклинает недоступность Елизаветы Ксаверьевны, отчего и повёрнут спиной к городским властям (зданию Думы). Завистливо оболганный ссыльным поэтом граф Воронцов у одесситов в изрядном фаворе. Вот суд Истории: и Воронцовский спуск есть, и даже имение.
Истёртая дамскими задами, скамья с бронзовым Леонидом Утёсовым, усталым, профессионально-улыбчивым, исполнена гостеприимством, зато ново-поставленный Бабель на Ришельевке всех посылает к чёрту.
Не то, что рядом присесть, даже за спиной стоять бессмысленно, до того он скукожен!
Привоз – мировая легенда, обросшая жирком крытых корпусов и навесов.
Привокзальный мирок, где всевозможная таранька уживается с игрушками, помидоры с хозтоварами, хорошо разработанная курица – со всем, что запекается в тесте. Услышано на ходу:
– Встаньте боком, не делайте очередь.
– Столько смотрите, что уже можно повеситься!
– Чем занят, Сашок?
– Не поверите, кормлю народ хлебом.
– О-о, ты всегда был башковитый…
– Та шо вы спорите из-за гривны! Мама не кормит?
– Г…ном торгуют! Я всех там знаю по именам.
В молочных рядах издалека заметна грузноватая селянка лет семидесяти. Рядом на прилавке бутылка емкостью в треть литра, с деревенским молоком. Спрашиваю:
– Почём молоко?
– Три гривны.
– А можно пол-литровую, но за пять?
– Га?!
Молча подаю три гривны.
Кое-кто реально торгует, но большинство всё-таки втюхивает.
Неслыханных размеров морской вокзал, без малого крейсер «Память Азова». Роскошные яхты Одесского яхт-клуба качают бортиками, словно девочки по вызову. Щекоча воображение и провоцируя морскую болезнь.
С Дюком раскланиваюсь, Потёмкинскую лестницу прошагал – назад возвращаюсь фуникулёром в толще потных, нервно хихикающих туристок. На Молдаванке сумрачно, на Пересыпи круто, Ближние Мельницы смотрят с недоумением: ну, на кой ты, друг, сюда приволокся?
Туристы-пляжники на Молдаванку не заглядывают: здесь другая, пролетарская Одесса. Феерия двориков, поразительные коммуналки – по пять-шесть комнат в хибарах… и тут же, неподалёку, Чумка: страшный холм, покрытый травой, куда свозили и закапывали чумные трупы.
Говорят, что иностранцы предлагали огромные деньги за вскрытие Чумки – трупы свозились со всем добром, но городские власти не позволили.
И правильно: зараза сменилась поветрием, музыкой порто-франко.
Нет, не поветрием... клокочущим ветром свободы. Висит в воздухе, пробегает в речах давно обещанный бунт окраин, который явно не за горами. Начнись он в Зауралье или здесь, на южных рубежах, всё едино – жить приложением, обслугой для сырьевиков-перекупщиков готов далеко не каждый. Как ни зовись, Украина ли, Белоруссия – всё это земли русской короны, и кто знает, не приведут ли нас вольные ветры в легендарную Славию, от Праги до Владивостока…
2012 г.
