Что нам делать-то, Джек?

Что мы делать-то будем, Джек,

когда сделаемся бесповоротно стары?

Когда нас, по истертости стольких дек,

Перестанут корежить судьба и ее удары?

Что нам будет светом, счастием и опорой,

Когда в раме зеркала на стене в прихожей

Будут заткнуты телефоны соседки, пожарной и скорой?

И я буду в платке и кофте на старую птицей похожей

Всякий мелкий сквозняк ощущать желтоватым пергаментом-кожей?

Что нам делать-то, Джек, когда нам останется меньше трети?

Когда к нам, представляешь, Джек, приедут вдруг наши седые дети

С бойкими внуками, младше нас в пол столетья?

Как смогу не бежать за ними, а только смотреть я?

Это старость, она неизбежна, неодолима,

Она смотрит на нас с прозрачной улыбкой мима,

И смеется на наши вопли, что годы проходят мимо,

Потому как наше негодование даже мило.

Она только закономерность, одна из ступеней быта,

Как и то, что по юности лет ее дата в проброс, забыта.

И к ней все привыкают. И мы ведь тоже привыкнем.

Но я думаю, Джек, что пока мы ее не кликнем,

Она к нам сама никогда, никогда не придет.

Потому как встретит ее пусть и всякий, но скорее уж тот, кто ждет.

А мы будем с тобой в нашей стае как волчии вожаки,

Пусть уже не дурачиться и не цапаться, как наши щенки-дураки,

Но все также виски по пятницам, джаз, сигары и мы с тобой – игроки,

Знаешь, я даже пожалуй не стану снимать свои каблуки.

Я не знаю, что будет, мой милый до звона по струнам Джек,

Сколько зим нам отмерено, сколько мостов и рек,

И куда по итогу мы с тобой пританцуем, прискачем и приплывем.

Но в любом раскладе мы не то, что до внуков, до правнуков доживем.