Как ты мне надоел, господи! Своей бестолковостью, своим упрямством, своей ленью! Сколько можно говорить одно и то же?! По сто пятьдесят раз! Нормальный ребёнок бы уже плюнул и всё сделал, хотя бы со второго раза! А ты?! Чего ты добиваешься, чтобы мама взяла ремень?!

Белокурый мальчик, хорошенький как ангелочек, закусывает губу и нахмуривает брови. Руки сжимаются в маленькие кулачки, он вытягивается в струнку. Предательские слёзы сами льются по щекам. Он громко хлюпает носом и начинает рыдать, размазывая слёзы по всему лицу. Судорожные всхлипы переходят в икоту, пополам с истерикой.

Мама хватает его за рубашку, потом за руку, со злостью притягивает к себе и выкрикивает прямо в залитое слезами лицо - Хватит реветь! Как девчонка! Сейчас точно ремень возьму, ну-ка быстро замолчи!

Вместо того, чтобы замолчать, мальчик ревёт ещё сильнее, выдёргивает из материной руки свою ладошку и бросается на кровать, лицом вниз. Там он затихает, уткнувшись в подушку, видно только как подёргивается всё его худенькое тельце.

Мама с силой закрывает дверь и выходит из комнаты. Нервно закуривает сигарету на кухне и наливает себе в маленькую рюмочку коньяк. Закусывает конфетой, из лежащей на столе коробки. И прикрыв глаза, застывает как во сне.

В этот миг, она по какой-то странной причине, оказывается в полумраке непонятной комнаты. Здесь нет ни окон, ни дверей, только длинная некрашеная скамья, на которой она и сидит. Рядом ещё пятеро. Все разговаривают вполголоса. Женщина в цветастом халате с "ёжиком" на голове, пожилой военный, какая-то помятая личность с небритым лицом в дырявой шляпе и ещё двое - молодая пара, совсем дети, лет восемнадцати. Они держатся за руки и сидят тихонько, не произнося не звука.

В комнате разлит густой сумрак, он настолько плотен, что напоминает кисель, но дышать легко, только движения как в замедленном кино.

Потолков в комнате нет, вязкое пространство уходит куда-то вверх, слегка клубясь.

В стене появляется дверь, над ней загорается табло со словом вход и звучит резкий звук. На скамье возникает небольшое оживление. Все взгляды устремляются на неё. - Идите, же! Идите! - Вас приглашают! Они не любят ждать...

Она медленно, через кисельное пространство, поднимается со скамьи и проходит к дверям. Страха нет, не было вообще никаких чувств, их словно отключили...

Дверь открылась сама, и она шагнула в залитое светом помещение. В помещении стоял стол, за ним сидели люди. Подумалось, как в приёмной комиссии, когда она поступала в театральный.

Люди были одинаковые, как близнецы, но почему-то разного возраста. Первому можно было дать около двадцати, последнему далеко за семьдесят.

Откуда-то сзади раздался голос - Слушается дело!

Люди закивали головами, и тотчас погас свет. Появился луч проектора и натянутое полотно экрана. Как в летнем кинотеатре, - опять подумала она.

Замелькали какие-то титры, крестики, пунктиры, и наконец-то кадры чёрно-белой плёнки.

Показывали "немое кино", из жизни молодой семьи. Свадьба, рождение ребёнка, развод... Кадры менялись мгновенно, постепенно замедляясь, потом началось озвученное цветное кино. Она увидела себя на экране и Вадика. Когда ему было около двух лет, его стали мучить страшные приступы кашля, не помогали ни сиропы, ни ингаляции, только Скорая помощь. Они привозили специальное оборудование, кололи Вадика своими уколами, приступ заканчивался, наступало облегчение. Так они и жили. Но однажды Скорая не смогла приехать быстро, и Вадик стал задыхаться,

Она вспомнила чей-то совет, потащила его в ванную, включила горячую воду и сидя на полу, в клубах горячего пара, заставляла его дышать. Вадик плакал, не понимая, чего хочет от него мама, но дышал этим горячим влажным воздухом. Потом заснул у неё на руках, а она ещё долго баюкала его прямо там, скрючившись в три погибели, лишь бы ему было удобно и молила бога об одном, о здоровье...

Потом на экране стало твориться что-то необъяснимое, - кадры опять побежали быстро, сменяя друг друга. Вот она, с пунцовым от злости лицом бьёт Вадика ремнём, пинает его ногами, вот она таскает его за волосы, выкидывает за порог, как маленького котёнка; вот он, уже подросший, выпивший, дерётся с нею, пуская в ход кулаки, вот она в больнице, старое рыхлое тело под капельницей, перебинтованная голова и у постели - мрачный сын, небритый, в рваных обносках и с ненавистью глядящий на неё...

Она хотела закричать, что этого не может быть, это всё не правда, что она любит своего сына и жизнь отдаст за него! Но голоса почему-то не было, вместо слов раздавалось тихое шипение. По лицу полились неудержимые слёзы, она стояла, как каменное изваяние и плакала, плакала, плакала.

- Слушание закрыто! Она вздрогнула и очнулась от звука резкого голоса. Слёзы высохли, на скамье никого не было, кроме неё. Сумрак сгущался, навевая сон, унося в далёкие нездешние просторы.

Из забытья её вывел звон разбитого стекла. Это рюмка, задетая во сне локтем, упала на пол и разбилась вдребезги.- Мамочка, ты спи, я всё уберу!- раздался детский голос. Она вскочила, схватила сына в охапку и начала целовать его, как сумасшедшая. Или как та, которая его совсем недавно чуть НЕ ПОТЕРЯЛА...