Относительность времени

Время – удивительная вещь. Непростая. Только дураки думают, что оно идет как идет - неизменное, бесстрастное, постоянное. Ни от чего не зависящее. У тебя сколько угодно доказательств его относительности. Полно. К примеру, вчера ты доехал до работы мгновенно, а сегодня прошла целая вечность, прежде чем ты выбрался наконец из автобуса – можно подумать, что утренний туман состоял из глицерина! Субботы просто не было, ее украли, серьезно – не успел проснуться и выпить чаю, как уже смерклось, а собирался постирать и в кино… Вообще много чего собирался. Да.
 
А еще это вот поганое «не повернешь вспять». Это очень знакомо, сто раз видел, когда живое становится мертвым – рядом, совсем рядом, на твоих глазах. Раз – и нет. Нет. Даже доктор не может исправить, побороться, отвоевать кусок времени – оно кончилось, все. Было медленное, а потом ускорилось и…
 
Жизнь вообще короткая – она летит куда-то, чем дальше, тем быстрей, и коллега, который ежегодно бесит всех в майский праздник идиотской шуткой «скоро Рождество!», в сущности, прав. Оно наступает все скорей и скорей с каждым годом.
 
Но если смотреть туда, назад - в детство, юность, вообще в прошлую жизнь – оказывается, столько всего было. Столько…
 
И было такое время, когда все замерло на долгие месяцы. Ты плыл внутри кокона, наполненного этим блядским вязким глицерином, а жизнь оставалась снаружи. Внутри она напоминала о себе только размеренным пульсом: «Никогда, никогда, никогда, никогда».
 
Всегда есть иллюзия, что ты на что-то можешь повлиять. Убедить, остановить. Схватить и держать за руки, не давать вырваться, найти слова, вырубить в конце концов... Не допустить... Но время обрушивается лавиной – и накрывает, а ты застываешь в его янтаре, мрёшь комариком.
 
Потом говорят: надо жить. Тебе надо жить дальше, это не конец. Про бога, который дал и взял, про то, что к этому шло...
 
В общем-то, да, не конец – это скорее такая яма. Огромная, пустая. От пустоты сосет внутри до воя, и ты выл пару раз, было дело.
 
Если принять горе за пустоту, то теоретически выход есть: нужно ее заполнить. Вот что ты делал. По любви, если честно, женятся только в двадцать лет – а ты зрелый мужчина, тебе нужны стабильность, надежность, ужин, теплая рука на затылке, сын, в конце концов – а что такого? Это преступление? Быть слепым идиотом, зрелым, сука – и ничего не видеть дальше собственного… Преступление? О, бл@дь. Не знаешь, как быть. Не знаешь, как теперь быть.
 
...Пока вы ехали, ты ее держал. Тащил - оттуда сюда - и держал. Ты профи и знаешь, что делать: надо бороться со временем, успеть выдернуть до того, как оно обрушится. Подстраиваться под четкое «тик-так», держать этот ритм, держать за руку. Разговаривать. В такой ситуации слова искать не нужно - годятся любые. Лишь бы проникнуть туда, в муть забытья, пусть бессмысленным невнятным эхом. Давай, держись, я с тобой, ты можешь. Все будет хорошо. Все. Будет.
 
Вообще-то больничная обстановка уже давно стала привычкой: это просто работа, место, где ты делаешь то, что умеешь, никогда не думая о времени. И если иной раз ты и представлял себя рыцарем, то сражался не со временем – со смертью.
 
Сейчас ты не Супердок. Ты просто сидишь и ждешь. Под тобой белый металлический стул, спину холодит бетонная стена, выкрашенная в мятный. Упираешься в нее затылком – твердо, но приятно. Дезинфекция, сквозняк, белый мертвый свет. Ты точно знаешь, что происходит за той дверью. Сумел бы и сам, справился, зря не разрешили.
 
Смотришь вниз, на дрожащие руки, проводишь по бедрам раз и другой – просто замерз. Холодно.
 
Что делают в таких случаях родственники? Молятся?
 
Мыслей нет. Ты их передумал уже, они надоели – одни и те же, одни и те же. Много лет. Думал. Ты заполнял пустоту, ты тосковал, ты хотел покоя и детей, ты зрелый мужчина, ты мудак каких мало.
 
Кстати, почему она такая легкая? Она такая легкая, если поднять, взять на руки.
 
Пожалуйста, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Очень прошу. Пожалуйста. Прошу тебя.
 
Кого?..
 
Какое счастье, что никто не суется к тебе – ты тут один, в этом коридорчике, в этом глицерине, в желе. Ни звуков, ни мыслей.
 
Пожалуйста, пожалуйста. Пожалуйста.
 
Ты уже пережил этот ужас однажды, но тогда надежды не было, а теперь есть. Ведь не бывает так, чтоб тебе вернули - и отняли опять?.. Правда же не бывает? Это ж не идиотский сериал, это жизнь. Жизнь. Жизнь, сука.
 
А потом тебе, наконец, разрешили войти. Открылась дверь. Функциональная кровать, аппаратура, пациентка. Ее состояние. Прогнозы. Опасения. Назначения. Тебе тут легче – ты снова стал собой. Профи. Киваешь, хмуришься, трогаешь запястье, стараясь не смотреть – так. Боишься посмотреть.
 
Самое плохое позади, но просто плохого – его сколько угодно. Ты отдал бы все на свете, чтобы забрать ее боль себе. Не потому что это произошло из-за тебя, а просто чтобы она стала прежней. Не была такой зеленой, измученной, уязвимой, юной, страдающей.
 
Кислородная маска, тяжелое дыхание, испарина. Сосредоточенный врач, хлопочущая медсестра.
 
А потом все наконец уходят. Ночь.
 
Ты садишься на пол, не смея прикоснуться, да и нет на ней живого места: провода, трубки, датчики. Повязка. Док знает, как обращаться с пациентом, чтобы не причинить вреда. Но ты теперь не док. Сейчас, во всяком случае. Ты просто хочешь дотронуться. Протягиваешь руку, кладешь на горячий лоб, легко проводишь по волосам. А потом ложишься щекой на край кровати, рядом с подушкой, и просто смотришь. Светлые ресницы, морщины, спутанные волосы, бледные губы, дурацкий нос.
 
Ты останешься здесь до выздоровления, будешь сидеть так каждую ночь. И в эти часы было бы очень кстати притормозить время. Ты используешь этот шанс, чтобы запомнить ее навсегда – как она хмурится, улыбается, храпит, открыв рот, - чтобы потом представлять, как вы могли бы лежать вот так рядом, на соседних подушках, каждую ночь. Всю жизнь. Ты не знаешь, зачем это нужно.
 
Возможно, что она просто твоя, вот и все.