Вечер стихов
Вечер стихов: прекрасная звездность, мы оба разделись назад.
Как данность, как должное – сбой раскадровок, пленки врезались в глаза.
Мы в воздухе, в метрах чужого уюта опять напоролись на иглы, дерзя
Швами небрежными венам и юртам, застывшим и сожженным в прах.
Поэт сам израненный тем же, чем я, нам язвы вскрывал на двоих:
(Облущенный космос) влажный фрактал, что жаждой рожден упоить
Те иссохшие горла, ржавые спины Хроносом громким на вид.
Мы вспомнили, поняли: вряд ли – одна, и не две – нам Бог нарисует триптих.
Звучал озноб, а наши руки счесали реакции керамики на груды
Старых тем в лицо: читала наши поцелуи и считала, что друг друга губы
Разрываясь в недостатке стекол запечатавших в себе песок, погубят.
Лезвия с тех пор наверняка-то знают: ванная лишь для убийств ругани.
В нас выливались зимы, пережитые с трудом, свою противную – убили,
А в этот раз январь сомнительно улыбчивый на дрожь, дороги милями
Нам к небу стеллит, а я его поддерживаю рифмой, дабы не остыла,
Компиляция, трепещущая пульсом, дабы слезы зеркала не выли.
Мы достучались до комфорта, эвтаназией его все двери отворили,
Вырезали жизнь из всех удушливых, скребущих пациентов – изобилий.
Стало не по-детски тихо, вовсе не наивно, в следствии соитий
Стен с печалью. В тех плодах порезов - подаю тебя. Ты подаешь наитие.
А всплески и завеса стимулятором в сознание, таким себе bad trip’ом/
Эхом (или же крещендо) обернулось. Кожа все, что мы могли бы
Под нее запрятать высмеяла всенародно и по телу запустила винт,
…крутился, закрутился в счастливый и снежный, но до возбужденья теплый миг.
Как данность, как должное – сбой раскадровок, пленки врезались в глаза.
Мы в воздухе, в метрах чужого уюта опять напоролись на иглы, дерзя
Швами небрежными венам и юртам, застывшим и сожженным в прах.
Поэт сам израненный тем же, чем я, нам язвы вскрывал на двоих:
(Облущенный космос) влажный фрактал, что жаждой рожден упоить
Те иссохшие горла, ржавые спины Хроносом громким на вид.
Мы вспомнили, поняли: вряд ли – одна, и не две – нам Бог нарисует триптих.
Звучал озноб, а наши руки счесали реакции керамики на груды
Старых тем в лицо: читала наши поцелуи и считала, что друг друга губы
Разрываясь в недостатке стекол запечатавших в себе песок, погубят.
Лезвия с тех пор наверняка-то знают: ванная лишь для убийств ругани.
В нас выливались зимы, пережитые с трудом, свою противную – убили,
А в этот раз январь сомнительно улыбчивый на дрожь, дороги милями
Нам к небу стеллит, а я его поддерживаю рифмой, дабы не остыла,
Компиляция, трепещущая пульсом, дабы слезы зеркала не выли.
Мы достучались до комфорта, эвтаназией его все двери отворили,
Вырезали жизнь из всех удушливых, скребущих пациентов – изобилий.
Стало не по-детски тихо, вовсе не наивно, в следствии соитий
Стен с печалью. В тех плодах порезов - подаю тебя. Ты подаешь наитие.
А всплески и завеса стимулятором в сознание, таким себе bad trip’ом/
Эхом (или же крещендо) обернулось. Кожа все, что мы могли бы
Под нее запрятать высмеяла всенародно и по телу запустила винт,
…крутился, закрутился в счастливый и снежный, но до возбужденья теплый миг.
