Артемон

І

Подыхает простуженный март

В шарфе твоём старом, бежевом.

За пазуху прячет клоки воробьиных

Лап и пригоршни мятных конфет.

В глазах его, дымчато-лёгких и

Колко-отравленно-алексно-фрезовых,

Дробится пугливый кленовый свет.

 

Смотри, я теперь – Март.

 

Над белыми крышами вьются

Бумажные чайки, и с крыльев

Промокших спадает бумажный снег.

Ему бы скорее на жёлтых карнизах

Растаять, унять исступлённый

Незрячий бег… и пропасть в старой

Пачке мятных конфет.

 

Смотри, я теперь – Снег.

 

Я спадаю неслышно с балконных

Перил и стучусь в желтоватые

Окна. Пытаясь согреться, кутаю

Белые плечи в бездонный плащ.

Руки тяну в твои запотевшие,

Чайно-уютные стёкла. И режу

Опять. В два ряда. До плеча.

 

Смотри, что я – теперь?..

 

Легко меня разметает ветер,

Расколет янтаревый лунный свет.

Руки мои – из ночных огоньков и

Пыли, никогда её мне (твоих?..)

Не коснуться плеч. Я хриплю на ветру

Басом снега и прячу больные глаза

В хищной прилипчивой дымке –

Прячась отчаянно с глаз.

 

Смотри, что я теперь…

 

ІІ

Знаешь, я часто к тебе прихожу.

Сижу на балконе, леплю снежинки,

Допиваю украдкой твой крепкий

(Чертовски!) чай. Как ободранный

Уличный кот, метаюсь по тёмным

Углам. Часто сижу на люстре и

Ныряю в запыленный шкаф.

 

Знаешь, бывает мне страшно

Холодно, в осколках, в клоках, в

Пыли. Устаю я ловить измождённое

Небо, молчать устаю и не спать.

Прячусь привычно в глаза её, серые

С золотым, в еловые руки и

В каждую колкую прядь.

Знаешь, она – Мальвина, в кукольном

Странном домике, где кровь

Вместо сахара – в чай, и фанданговый

Дым – из труб. Я люблю ее

Невесомость, глухонемой Океан

И мартовский май.

 

Но – сказки об этом молчат, -

Артемон убежал к Арлекину.

 

ІІІ

Не бойся, в венце моём нет терна,

Только провод и ржавая проволока,

И ты, Арлекин, не Иуда. Я сам

Довёл себя до креста, сам пробил

Себе руки – прокуратор, предатель,

Палач, толпа.

Так и не сняли меня с креста,

И бог помирает со скуки.

 

А, знаешь, думалось мне – эвтаназия.

«Умереть», «уснуть», «видеть

Сны», повесить на дверь табличку –

«У Сизифа поломаны руки, он

Больше не может идти». Я думал,

И слеп я стану, и глух, укроюсь

В золе, как муха, и больше

Не будет жечь.

А теперь каждый день, с обострённым

Слухом, я – ласточкой вниз, с пика

Собственных плеч, и тону в

Раскалённом бистре.

 

Знаешь, прошу тебя об одном –

Я снова осыплюсь со снегом, буду

Сидеть на люстре, обернувшись

Пыльным и тощим хвостом.

 

А ты сделай вид, что не видишь.