О стихосложении. 1. Вводная заметка

Спустя пять лет после того, как я начал писать стихи, я вошёл в литературную жизнь своего небольшого города. Я читал свои произведения перед зрителями на поэтических вечерах, участвовал в собраниях местных объединений и пребывал в иллюзии собственной важности и значимости. Но, наверное, если бы не эта самоуверенность, я не решился бы в один прекрасный момент по общедоступным материалам "собрать" и прочитать лекцию о метрических основах стихосложения, тем более что пресловутая техника давалась мне легче, чем многим моим коллегам-стихотворцам. Оказалось, что это действительно нужно и интересно людям, и так родилось ещё одно литературное объединение в моём городе с не в меру солидным названием "Союз развития словесности". У меня появились единомышленники. Мы изучали различные литературные материалы, начиная, конечно же, с размеров и рифм и постепенно двигаясь к осознанной работе над образностью, над культурной стороной поэзии, прорабатывали их и представляли друг другу на занятиях. Естественным образом менялось и моё отношение к поэзии, представление о ней, о том, что важно и как с этим работать.

 

Поскольку я взял на себя ответственную роль критика на этом сайте, мои читатели имеют право знать обо мне и о моём представлении о поэзии. Мой литературный опыт за период моей работы в Союзе развития словесности собран в виде серии лекций по стихосложению, и некоторыми полезными, на мой взгляд, материалами из них я бы хотел с вами поделиться. В этой вводной заметке я поговорю о концептуальных и немного философских вещах. Здесь, конечно же, будет много субъективного, но в этом отчасти и есть знакомство со мной.

 

Стихи и поэзия

 

В литературе, как мы знаем, существует деление текстов на прозу и стихи. Принимая во внимание всё многообразие словесности: поэмы, написанные в строчку без явного ритма и рифмы, романы в стихах — и множество данных стихам и поэзии определений, можно запутаться. Более того, в современной литературе существует негласное разграничение понятий «стихи» и «поэзия». Первое, как правило, понимается, как оболочка, как то, что получается в результате стихосложения. Поэзию же можно охарактеризовать как особый принцип организации выражаемой мысли, как особое мышление, подающее идею максимально точно и ёмко. В рамках данного материала для простоты я буду считать эти понятия эквивалентными, полагая, что когда мы работаем над стихами, мы мыслим поэтически. Однако следует помнить, что многие литераторы эти понятия разделяют. Понимание глубинной сути этого разделения приходит с опытом.

 

В чём сложно усомниться, так это в том, что поэзия, как соединённое понятие, — это более ёмкий, более концентрированный, более упорядоченный текст. Особый интерес в рамках большинства моих лекций представляет лирическая поэзия, позволяющая автору общаться с читателем душа к душе, дающая ему «права администратора» на построение своей художественной реальности, выражения своих эмоций и мыслей. Поэтому в дальнейшем мои слова будут относиться в большей степени к лирике.

 

Художественная реальность

 

В своих рецензиях я часто употребляю понятие "художественная реальность. Её также иногда называют художественным миром. Если говорить простым языком, то это мир художественного произведения, в котором существует и происходит то, что автор описывает в тексте.

 

Главное, на мой взгляд, что стоит иметь в виду, - художественная реальность не тождественна нашей с вами реальности. В мире, созданном автором, может быть множество условностей и специфических законов, которые нам как читателям приходится принимать для того, чтобы получить эстетическое удовольствие от произведения, будучи вовлечённым в его динамику, сопереживая его героям. Даже если автор оперирует фактами и изображает нашу с вами реальность, она всё равно проходит через его внутренний мир и преображается, наследуя особенности авторского мироощущения. Это всё равно будет художественная реальность, и она будет отличаться хотя бы тем, как автор расставляет акценты, какие рисует детали и как течёт время в его произведении. Более того, художественная реальность - это своего рода авторское высказывание, и у него, как правило, есть какая-то цель, пусть даже просто описать что-то, рассказать о чём-то или передать свои ощущения.

 

Смотреть на художественное произведение абсолютно реалистичным взглядом нецелесообразно, так как в этом случае мы упускаем из виду его художественные особенности, его красоту, рискуем неверно интерпретировать высказывание автора. Проще говоря, нет смысла придираться к тому, что в сказках существует волшебство: в тридесятом королевстве магия является неотъемлемой частью законов физики. Когда мы принимаем эту своеобразную игру, мы на время погружения в произведение отключаем своё неверие и скепсис, чтобы волшебство литературы работало. Поэт Сэмюэл Тейлор Кольридж ввёл для этого термин willing suspension of disbelief (дословно - добровольная отсрочка неверия). Однако, конечно же, не только читатель в ответе за это. Неудачные авторские решения, как в форме, так и в содержании произведения, могут отбить у читателя желание находиться в художественной реальности. Прислушиваясь к себе и разбираясь в различных творческих законах, мы можем видеть причины удачности или неудачности того или иного хода. Так мы развиваемся и как авторы, и как критики.

 

Стоит также помнить, что прообраз художественной реальности, который живёт внутри автора, не равен её модели в нашем восприятии. Есть некоторый путь от задумки автора до ощущений читателя через текст. На этом пути передачи видения, мыслей и чувств автора возникает две своеобразных «линзы», изменяющие этот духовно-информационный поток: воплощение, то, как автор выразил свой мир в слове, и восприятие, то, как читатель понял и принял его. Иначе говоря, зачастую то, что хотел сказать автор, то, что сказал автор, и то, что услышал читатель, — совершенно разные вещи.

 

Есть сходный термин, который применяется к поэзии, - поэтический мир. У него есть своя специфика, однако в рамках рассмотрения поэтического текста можно считать художественную реальность и поэтический мир синонимами. Раскрыть эту специфику в нескольких предложениях весьма сложно, но я попробую назвать несколько особенностей, чтобы закончить свою мысль. Во-первых, я вижу поэтический мир как единое пространство образов автора. В отдельных произведениях могут открываться небольшие его части, но все они на некотором уровне соединены. Во-вторых, поэтический мир намного более интимен, так как "расположен" близко к основам мироощущения автора. Поэт пропускает через себя и переосмысливает его на глубинном уровне, поэтому каждое слово, сказанное им в поэтическом тексте, имеет больший вес, так как в определённом смысле оно исповедально. В этом, на мой взгляд, суть пресловутого "раскрытия души". Наконец, в-третьих, мне кажется, для восприятия поэтического мира художественные средства следует принимать в единстве означающего и означаемого. Иначе говоря, метафору "горб тротуара" мы понимаем не только как неровный тротуар, но и почти буквально, как то, что дорога или город - живые существа, в какой-то мере уродливые. Поэтический мир может быть сюрреалистичен, наполнен причудливыми образами, разбит на островки-осколки пространства и времени, но в этом во всём он запечатлевает вселенную внутри автора. Я не люблю категоричных высказываний относительно поэзии, поэтому вполне допускаю, что художественная реальность в произведениях отдельных авторов может быть другой.

 

Гармония и эстетическое напряжение

 

Подходы к анализу стихотворений, конечно же, могут быть самыми разными, но если они помогают автору и читателю увидеть особенности текста, его достоинства и недостатки, они действенны и имеют право жить. В своём подходе я выделяю два важных концептуальных свойства, от которых зависит удачность и "выстреливаемость" стихотворения.

 

Первое – это гармония. Степень гармонии отражает, насколько комфортно, узнаваемо, ожидаемо и согласованно выстроены элементы в стихотворении. Сюда относится как техническая красота (следование системе стихосложения, ритмика), так и образно-сюжетная (насколько знакомы и естественны картинки, которые создаёт автор, насколько предсказуемы сюжетные ходы). Абсолютно случайный набор слов (или даже букв) читателю неинтересен. Какой смысл в полном хаосе? Теоретически, читатель может захотеть и найти в хаосе закономерность, но его ценность всё равно нулевая — он создаётся достаточно просто. Точно также текст, близкий к абсолютной предопределённости, представляющий собой набор широко известных штампов, не представляет интереса. Читатель может предугадать каждый ход или даже слово и не может извлечь из него ничего нового. Мы ищем золотую середину, дающую читателю достаточный комфорт для восприятия мыслей автора, - адекватное сочетание узнаваемого, повторяемого и неожиданного, изменяющегося.

 

Некоторые литературные деятели сравнивали процесс взаимодействия автора и читателя как некую игру. Конечно же, правила игры определяет автор. Читатель выигрывает, если угадывает мысль автора, видит его задумку целиком. Читатель проигрывает, если его ожидания превзошли. Условия могут в некоторой степени меняться, но суть в другом. Читатель может выигрывать или проигрывать, но удовольствие и удовлетворение он получает лишь в том случае, если игра казалась интересной и справедливой. Справедливые правила игры — это как раз и есть золотая середина гармонии текста, когда читатель был вовлечён в текст, во многом понимал его, но автор всё равно смог его удивить, не причиняя дискомфорта и не разрушая его веру в незыблемые законы текста.

 

Нарушения гармонии, если они применены грамотно, могут дать положительный эффект, однако если они кажутся скорее небрежностью, чем намерением, то эффект, вероятно, будет отрицательным. Грань между этими областями – художественная оправданность нарушения. Если читатель может легко увидеть, какова сюжетная или образная роль конкретного нарушения, найти ему объяснение, то всё хорошо. Если читатель затрудняется сказать, зачем оно, спотыкается об него, то всё... не очень хорошо. В качестве примера стоит привести знакомую многим небрежность, когда автор начинает писать одним стихотворным размером, а затем, увлекшись, переключается на другой. В большинстве случаев она не оправдана, так как не несёт в себе никакой информации о том, зачем автор мог это сделать. Однако давайте взглянем на фрагмент стихотворения Максимилиана Волошина "В вагоне":

 

Снова дорога. И с силой магической

Все это вновь охватило меня:

Грохот, носильщики, свет электрический,

Крики, прощанья, свистки, суетня...

 

Снова вагоны едва освещенные,

Тусклые пятна теней,

Лица склоненные

Спящих людей.

Мерный, вечный,

Бесконечный,

Однотонный,

Шум колес.

Шепот сонный

В мир бездонный

Мысль унес...

Жизнь... работа...

Где-то, кто-то

Вечно что-то

Все стучит.

Ти-та... то-та...

Вечно что-то

Мысли сонной

Говорит.

 

Здесь размер тоже меняется, но мы легко ощутим, как ритм стиха здесь передаёт ощущение трогающегося с места поезда, ускоряющегося и уносящегося вдаль. Гармония нарушается, но в этом случае это оправданно, и это здорово.

 

Второе важное свойство, которое я выделяю, – это эстетическое напряжение. Про хорошие с точки зрения этого свойства тексты многие говорят «задело за живое», «зацепило». Суть в том, что произведение в разуме читателя создаёт своего рода разность потенциалов. Это может быть конфликт, сопоставление, мысленный толчок в определённую сторону, но это необходимое условие того, чтобы текст жил. Сухое перечисление фактов, упорядоченный зарифмованный набор понятий или текст, в котором автор разжёвывает для читателя каждую деталь, не зацепит. В то же время слишком высокое напряжение разрушит ощущение правдоподобия и вызовет недоверие - как поэтичность, переходящая в область фальшивого пафоса, как затянувшаяся шутка, перестающая быть смешной. Мы создаём эстетическое напряжение в основном через образы и сюжет, показывая какой-либо конфликт, противоречие, процесс или вообще какую-либо волнующую тему. Иногда этот конфликт едва ли можно описать - когда мы уходим внутрь поэтического мира, привычные ориентиры сменяются чем-то другим, глубоко индивидуальным. Читатель "погружается" в стихотворение, динамика художественного мира становится динамикой внутреннего мира читателя.

 

Гармония и эстетическое напряжение в определённой мере связаны: как я сказал выше, колебания гармонии в стихотворении могут быть оправданы и не оправданы. Опираясь на эти свойства, я могу вести разговор как о каком-либо произведении, так и об отдельных инструментах и приёмах в стихосложении. Каждое слово, строка и строфа несут с собой свою меру гармонии и эстетического напряжения. Если мы попадаем в область клише или чего-то неправдоподобного, неестественного или неудачным образом нарушаем привычную последовательность, читатель выходит из погружения, отрешается от произведения, и оно не производит должного эффекта. Поэтому нам приходится учитывать множество эстетических принципов и законов, если мы хотим осознанно находить с читателем общий язык.