Мне горько теперь и грустно...
Мне горько теперь и грустно.
Отчего? Я не знаю сам.
Может снег подо мною не хрустнул,
Провожая меня по пятам.
Может ветр, не ведая счастья
И метели от скуки подняв,
Завывает в людское ненастье
Души серые в тёмный рукав.
Оттого ли уныли осинки
И пропали в студёном плену,
В этой жизни, просящей улыбки,
Обнимал я сестрицу одну.
"Тяжело мне, родимая, в серости
В закоулках дрянных ковылять,
Не приносит обманчивой радости
Тополей обезглавленных рать!
Зачерствело небо... заржавело
И упало камнем от тоски чужой,
Надо мной фонарь смеётся гадко, неумело,
Учит жить своей дурной башкой."
Снова дым от машин заливается густо
Так, что клубится повсюду туман.
И мне горько теперь и грустно,
Отчего... я не знаю сам.
Отчего? Я не знаю сам.
Может снег подо мною не хрустнул,
Провожая меня по пятам.
Может ветр, не ведая счастья
И метели от скуки подняв,
Завывает в людское ненастье
Души серые в тёмный рукав.
Оттого ли уныли осинки
И пропали в студёном плену,
В этой жизни, просящей улыбки,
Обнимал я сестрицу одну.
"Тяжело мне, родимая, в серости
В закоулках дрянных ковылять,
Не приносит обманчивой радости
Тополей обезглавленных рать!
Зачерствело небо... заржавело
И упало камнем от тоски чужой,
Надо мной фонарь смеётся гадко, неумело,
Учит жить своей дурной башкой."
Снова дым от машин заливается густо
Так, что клубится повсюду туман.
И мне горько теперь и грустно,
Отчего... я не знаю сам.