ПОПУТЧИК
Аудиозапись
Читает актёр театральной студии режиссёра Геннадия Николаева - Юрий Ерыженский.
Под перестук колёс вагон купейный
Раскачивался плавно, не спеша.
Дул за окошком ветер суховейный.
Сидел я тихо, через раз дыша.
Попутчик мой своим рассказом длинным
Сумел прогнать меня сморивший сон.
Повествовал он голосом былинным,
И был я им слегка заворожён:
«Я врач. Хирург. Конечно, это в прошлом, -
И бросил взгляд на кисть своей руки,
Мой прежний образ жизни был киношным:
Прикид, харизма, бабы, кабаки.
А дома сыновья, жена Маринка -
Врач-педиатр и умница...» Вздохнул.
«Идёт, бывало, - сущая картинка.
Красавица... Так нет же, я — в загул.
Сестрички медицинские крутились
Передо мной, одна другой милей,
Как будто разом все в меня влюбились.
Ночных дежурств я ждал, как дуралей.
И согревал в дежурке на диване
В свободные минутки всех подруг.
Не думал о предательстве, обмане,
О том, что я подлец, а не супруг.
Фонтаном била жизнь! Летели дни.
Маринка дом «тащила», сыновей.
Без суеты, без глупой болтовни,
Была опорой и душой моей.
И вот мне ровно сорок, я успешен,
Мне сделать «Синтез таза» по плечу.
Да, как отец и муж я многогрешен.
Но нет цены, поверь, мне как врачу.
Пришла к нам в отделение сестричка,
Красотка: ножки, зубки, голосок.
Фигурка и такая белоличка,
Что взглядом вызывает сразу шок.
И я лишился тут же дара речи,
Вмиг потерял покой и даже сон.
И началось: цветы, конфеты, свечи,
Казалось, даже мысли в унисон.
Про всё на свете забывал я с нею,
И пропустил у сына выпускной.
Потом жене такую ахинею
Нёс, пригвожденный тяжкою виной.
Она простила, улыбнулась горько,
Сын показал медаль и аттестат.
Я щёлкнул по носу его легонько
И что-то буркнул очень невпопад,
Что к младшему сынишке непременно
Явлюсь на выпускной я через год.
И то, что модно, очень современно
Иметь сегодня дел в невпроворот.
Потом опять умчался к милой Вере -
Цветы, признанья, клятвы ей в любви.
Она в ответ, мол, лишь тогда поверю,
Когда уйдёшь ко мне ты из семьи...
А, если нет, тогда - прощай и точка,
Я без тебя, сказала, проживу.
Знай, скоро у меня родится дочка,
Врачи сказали мне, что к Рождеству.
И я сломался. Дочка! Вот так чудо.
Для доченьки - готов на эшафот.
И я последним просто гадом буду,
Если оставлю крошку без забот.
...С женою разговор был очень трудным,
Я как с ума сошёл - делить стал скарб.
Таким был мерзким, гадким, безрассудным,
Желаньям низким и страстишкам - раб.
А вот Маринка, Господи — Богиня,
Лишь чемодан взяла и сыновей,
И укатила в Байконур, в пустыню,
В семью ещё студенческих друзей.
Мне друг писал: болела - сердце, нервы.
Едва жила - держали сыновья
И внутренние сильные резервы.
Спасла лишь жизни новая струя.
Мы в это время наслаждались с Верой -
Квартира, дача, новый «БээМВэ»,
Но, правда, как-то вниз пошла карьера:
Я вечно находился «подшофе».
Дрожали руки после ресторанов,
Всё чаще похмелялся по утрам.
Кормил больных своих пустым обманом,
Короче, вспоминать - один лишь срам.
Потом призналась Вера, что с дочуркой
Ошибка вышла - вот такой дурман.
Прошли года. И Верочка с фигуркой
Простилась быстро, выполнив свой план.
В квартире поселилась её мама,
А вместе с ней - из прошлой жизни дочь.
Такого тарарама и бедлама
Я в жизни не видал. Ну, ад, точь в точь.
И только «деньги, деньги, деньги, деньги»
Они кричали хором день-деньской.
То шубку нужно, то кольцо, то серьги.
И я свалился, скошенный тоской.
Инсульт разбил и тело мне, и душу.
Вмиг инвалидность, нищета и боль.
Да разве думал я, что занедужу,
Что станет разрушительной любовь.
Дом загородный продан был давненько,
Ушла машина просто за гроши.
Мне предложили домик в деревеньке,
В какой-то дикой, брошенной глуши.
Жить с инвалидом писанной красотке
Не по ранжиру. Жизнь - она одна!
И что же делать ей такой молодке,
Когда пуста семейная казна?
Короче, то ли правдой, то ли ложью
Квартиру отписал я на неё.
В надежде на защиту, видно, Божью
Я потерял последнее - жильё.
Друзья-коллеги помогли с леченьем,
Устроили в какой-то интернат.
Но не было для сердца облегченья.
И я был смерти, как спасенью рад.
А у Марины был подъём в работе,
Ей предложили клинику и штат.
Наш младший сын , он - офицер на флоте,
А старший, Боже правый, - депутат.
И всё у них в порядке: дети, внуки.
Красивый дом и радости не счесть.
Как мог свои им предложить я муки,
Беду, печаль, растоптанную честь?
Там, в интернате, стало мне получше,
Вернулась речь, подвижность рук и ног,
И выпал мне счастливый, редкий случай
Вдруг обрести на старость уголок.
От милой, одинокой старой тёти
В наследство получил я ветхий дом...»
Молчанье затянулось... А напротив
Сидел старик, глотая в горле ком...
