23 июля 1938 года. Штерн.

- Заходи, Штерн. Будь, как дома.

Маршал стоял перед дверью в синих трусах до колен и в синих же носках с подтяжками, схватывающими ноги чуть ниже коленок. Эти бледно-розовые, явно вылинявшие от многочисленных стирок подтяжки, совершенно не гармонировали со стандартным комплектом советского нижнего белья. Металлические пряжки на концах резинок, долженствующие удерживать носки, расстёгнуты. Носки, в силу неведомых причин, не сползли, однако. Они плотно облегают икры.

Большая кухня обставлена тяжёлой деревянной мебелью. В центре кухни как бегемот, расставивший ноги, громоздится круглый стол с резными ножками. Вокруг стола – бегемотики, шесть жёстких резных деревянных стульев.

- Проходи, проходи, я как раз ужинать собрался, садись.

- Ужин – кстати, я что-то не помню, ел ли я сегодня с утра.

Блюхер достал из серванта второй стакан, наполнил его, потом – свой. Штерн не стал спорить – чокнулся с маршалом, они молча выпили.

-Задам тебе, Григорий, свой любимый вопрос. Ну, почто мы лезем на этот Хасан, на эти сопки? Там же наших войск – гулькин нос. Сороковая дивизия в Славянке до сих пор не укомплектована, там один полноценный полк. Дорог – никаких. Лошади увязнут в болотах, а танки и артиллерия вообще не пройдут. А на участке Гродековского отряда насиженные места…

- Дам вам, Василь Константинович, свой любимый ответ. Японцы сосредоточили в районе Гродеково критическую массу своих войск. Эти войска в любой момент могут смять наши пограничные заслоны и быстро выйти в район Ворошилова, перерезать транссибирскую магистраль, а там и рукой подать до полуострова Муравьёва-Амурского и до Владивостокских фортов. Владивосток потеряет, как минимум, своё стратегическое значение. А без Владивостока всё Приморье окажется беззащитным. Да, Хасан защитить будет не просто, но, во-первых, японцы оттянут туда свои силы, а, во-вторых, у нас там подавляющее преимущество в авиации. Ворошилов, Владивосток, теперь – Краскино. Дадим по зубам.

- Да, нечего нам там варить, Гриша! Что вы в него вцепились, в этот Хасан, как подстреленный казачёк в конскую гриву? Да, сопки интересные, обзор с них, без преувеличения, уникальный. Да, японские укрепления на склоне – как заноза в жопе. Но у них ведь даже постов никогда не было на вершинах этих сопок.

- Керосинка уже зажжена. К слову, вы поступили очень опрометчиво, Василий Константинович, направив эту свою комиссию на Заозёрную. [Комиссия была направлена на Хасан 24 июля, следовательно Штерн произнёс, может быть произнёс, эту фразу не сегодня .] Объективно вы, в данной ситуации, противодействовали Генеральному штабу. Вы, конечно, не обязаны мне докладывать в таких случаях, но всё же посоветоваться...

- Что, «но»? О чём советоваться? Коба задолбал, и ещё Клим ему подпевает каждый день – никаких провокаций! Я – солдат. Я привык получать внятные приказы. Зачем со мной играть в эти игры дипломатические. Тоже мне тактики-стратеги, они никак не могут врубиться в местную обстановку. Или не хотят. Или мне не доверяют. Нет повода не выпить, Гриша!

Маршал побагровел, белки его глаз покрылись кровавыми сеточками. Он скрипнул зубами.

- Ты же меня не сдашь, Гриша, - в который раз он повторил ещё один свой любимый вопрос, глядя распахнутыми широко глазами куда-то мимо Григория.

- Василий Константинович! – Штерн захлебнулся от несправедливой обиды, но любимого ответа давать не стал, спросил: - Василь Константинович, а как было дело с перелётом Чкалова? Говорят, он не в Николаевске сел, газеты тогда не писали об этих деталях. [Валерий Павлович Чкалов в конце мая 1936 года совершил свой беспримерный перелёт Москва-Хабаровск. Одномоторный самолёт АНТ-25 с экипажем из трёх человек (второй пилот – Георгий Филиппович Байдуков, штурман – Александр Васильевич Беляков) преодолел без посадки 9374 километра за 56 часов 20 минут. Николаевск – Комсомольск-на-Амуре.]

- Сели они ПОЧТИ в Николаевске-на-Амуре, в 45 километрах всего, на острове. Их сразу же обнаружили пограничники. Белякова на пограничном самолёте-амфибии Ш-2 доставили в Николаевск, и оттуда он позвонил мне и в Москву. Два месяца летуны ремонтировали свой самолёт. А когда Чкалов попробовал взлететь, они зарылись по брюхо в вязкую гальку и песок. Чкалов позвонил мне в Хабаровск. Мы решили строить ему взлётную полосу из брёвен и досок. 12 тысяч кубов пиломатериалов ушло! Их доставляли к острову баржами. А через три дня 400 метров полосы были готовы! Как сейчас помню, это было 1 августа. 2 августа, пролетев 600 километров, он был уже у меня, в Хабаровске. Прямо на аэродроме мы устроили ему грандиозную встречу! Вот так-то!

Воспоминания привели Блюхера в чувство. Он ожил, даже небольшое брюшко, появившееся у него в последнее время, куда-то исчезло. Перед Штерном вновь предстал играющий бицепсами, рвущийся в бой атлет.