На рельсах жёлтый лист прилип...
На рельсах жёлтый лист прилип,
вдали туман нечёткий.
Иду по шпалам, как молитв
перебирая чётки.
К канаве насыпь шелестит
осыпавшимся камнем.
Себя блюсти, свой крест нести
надолго привыкаю.
А над канавой облака
пересекают рельсы,
и цель скитаний далека,
пока идёшь - надейся.
Качнись вперёд и сделай шаг
со шпалы вновь на шпалу,
где пал под свист осенних шпаг
мой вестник пятипалый.
Увы, настал, кленовый лист,
конец великолепий:
твой лес по осени стал лыс,
как череп в древнем склепе.
Повсюду сер осенний дым,
и всё же, тем не мене,
живое свойственно живым
противу сна и лени.
И как бы путник ни устал,
но каждый шаг помалу
приводит монотонность шпал
к желанному вокзалу.
Трещит на швах осенний креп.
Отрадны в час вечерний
тепло и кров, ночлег и хлеб,
и жалость, и прощенье.
вдали туман нечёткий.
Иду по шпалам, как молитв
перебирая чётки.
К канаве насыпь шелестит
осыпавшимся камнем.
Себя блюсти, свой крест нести
надолго привыкаю.
А над канавой облака
пересекают рельсы,
и цель скитаний далека,
пока идёшь - надейся.
Качнись вперёд и сделай шаг
со шпалы вновь на шпалу,
где пал под свист осенних шпаг
мой вестник пятипалый.
Увы, настал, кленовый лист,
конец великолепий:
твой лес по осени стал лыс,
как череп в древнем склепе.
Повсюду сер осенний дым,
и всё же, тем не мене,
живое свойственно живым
противу сна и лени.
И как бы путник ни устал,
но каждый шаг помалу
приводит монотонность шпал
к желанному вокзалу.
Трещит на швах осенний креп.
Отрадны в час вечерний
тепло и кров, ночлег и хлеб,
и жалость, и прощенье.