Сны о Хасане. 8 июля 1938 года. Штерн.

8 июля 1938 года. Штерн.

- Так вот, Григорий Михайлович, не знаю, чем это всё закончится, но я сегодня отправил телефонограмму непосредственно в Посьетский пограничный отряд. Они уже в третий раз запрашивают свой округ, а те без меня не способны принять решение. Пишут мне письма. Ладно бы переговорили по телефону, посоветовались. Всё пытаются прикрыть свой зад. Письменных указаний хотят. Я ещё понимаю начальника отряда. Какого-то чёрта Люшков для своего перехода к японцам выбрал именно контролируемый 59 погранотрядом участок. А какого рожна командующий округом в штаны наложил? Мне что же теперь, тоже перекладывать ответственность выше, на Ворошилова? Короче, я дал им разрешение на то, чтобы они организовали пост на этой спорной высоте, на Заречной. Хочу, пусть задним числом, узнать твоё мнение. Что ты думаешь по этому поводу?

Маршал смотрел прямо в глаза Штерну, сидящему напротив.

- Считаю, что решение совершенно правильное, Василь Константинович. Только мне думается, что Ворошилову всё-таки доложить следовало бы. Вокруг Хасана затягивается серьёзный узел. Я знаю (Штерн сделал ударение на слове «знаю», Блюхер молча отметил это про себя, стрельнув взглядом в комкора), что мы не получим из Москвы никаких конкретных указаний, а тем более приказов, не то что письменных, а даже и устных. Мы уже когда-то говорили об этом. Действовать придётся на наше с вами усмотрение, и за результат отвечать будем мы. Но что примечательно, Василь Константинович, и Наркомат обороны, и Генштаб, в частности, внимательно отслеживают каждое телодвижение в районе Хасана и с нашей и с японской стороны. Как мы с вами отлично понимаем, давать оценки значительно проще, чем принимать решения. Сегодня все хотят быть судьями. Задним-то числом легко быть умным. То, что вы отправили телефонограмму непосредственно начальнику отряда Гребеннику, минуя командующего пограничным округом, я думаю, понравится Ворошилову. Но, вы уж меня извините, вынужден вас поправить, не «высота Заречная, а «сопка Заозёрная». Во время моего последнего разговора по телефону с наркомом он показал свою полную осведомлённость в наших делах и назвал эту высоту именно так: «сопка Заозёрная». Если уже Клим начал изучать топографию Приморского края, значит ему приходится часто докладывать Самому о развитии событий на Хасане. Иосиф не любит путаницы ни в чём, тем более в географических названиях. Не к чему раздражать его по пустякам. Надо бы и другим сопкам, падям, речкам, озёрам, и прочим местным достопримечательностям присвоить имена.

- Да, уж! Спасибо тебе, Григорий, за откровенность, я, в самом деле, в последнее время что-то стал терять нюх. Уж и не знаю, честно говоря, когда проявить инициативу, а когда и подстраховаться, проконсультироваться с начальством. Всё хочу тебя спросить, ты по своим каналам ничего не слышал, как так получилось, что Люшков назвал японцам явно завышенные цифры по численности наших войск и вооружений?

- Нет, Василь Константинович, не слышал, но только уверен, что это очень хорошо для нас, что он назвал такие цифры. Может быть, что-то напутал по тупости своей, а, может быть, вычитал это из перспективного плана строительства Дальневосточного фронта. В любом случае он сделал то, что, как говорится, специально не придумаешь. Следует ожидать, теперь японцы попытаются перепроверить полученные сведения, и лучше способа, чем проверка боем, в природе не существует.

- Ещё один вопрос, Гриша. Мехлис твой заявился позавчера со своей командой, не по мою ли душу? Шестого июля по личному указанию Сталина в Хабаровск прибыли его эмиссары: заместитель наркома обороны – начальник политуправления Красной Армии Мехлис и первый заместитель наркома внутренних дел – начальник Главного управления государственной безопасности Фриновский (в недавнем прошлом – начальник Главного управления пограничной охраны). Перед ними была поставлена задача: «навести в войсках Дальневосточного фронта революционный порядок, повысить их боевую готовность, провести оперативные мероприятия по изъятию противников советской власти».

- Про Фриновского ничего не могу сказать, Василь Константинович, у него фамилия такая, ко многому обязывающая. Фрины, насколько мне известно, это такие пауки тропические, с лапками такими – хватательными, прячутся под камнями и опавшей листвой. Что касается Мехлиса, хотел бы я, чтобы, как вы любите повторять, он был «мой»… Он о вас всегда отзывался очень уважительно, но мы с вами не знаем, на что он заряжен сейчас. Будем надеяться, что только на дело.

- Да, уж! Что-то сердце у меня ноет, Гриша. Ты понимаешь, раньше как мы воевали: красная звезда на шапке – свой, погоны на плечах – враг. А теперь вроде все свои, но куда не плюнь, во врага попадёшь, изменника или шпиона. Ум за разум заходит, старею я, Гриша. Чувствую и меня сожрать хотят, что отобьюсь – маловероятно, всё как-то не так картишки ложатся.

- Мы с вами, Василь Григорьевич, при любом раскладе картишек, пойдём в одной связке. Не знаю, утешит ли вас такой вариант? Главное сегодня, чтобы японцы не начали настоящую, серьёзную войну. Это ведь вы сами мне когда-то говорили. Мы должны убедить их в нашем подавляющем военном превосходстве. Не порубать шашками, или закидать шапками, мы их перехитрить должны, переиграть. На юге Приморья надо срочно концентрировать силы. Японцы сейчас нацелены туда. Мы это должны использовать в своих целях. И если нам удастся внушить противнику, что такая силища у нас по всей границе – это и будет наша победа, тогда японцы не отважатся на настоящую войну. А не будет войны с Японией, это же ваши слова, нам и война в Европе будет не страшна.

- Да, уж! Я вижу ты стратег, Григорий. Только меня не сдавай, очень тебя прошу. Ты же знаешь – я не шпион и не изменник, я честно служу своей Родине, мне нечего скрывать и нечего стыдиться в этой жизни, но бояться и терять есть чего.