Великий путь домой (Анима)
Была я жрицей плотского греха
Среди калек и мытарей ничтожных,
Где днём и ночью ропот не стихал,
И я за хлеб делила с ними ложе.
Влачась во мраке, люди, трепеща,
Тянули жизнь в стяжательстве и блуде,
Не ждав того, кого нам предвещал
Тот, чья глава покоится на блюде.
Но Он пришёл, как будто просиял
Слепящий луч сквозь аспидное небо,
Бросая в почву пригоршни семян
И наполняя рыбами свой невод.
Среди таких же падших, как и я,
И тех, кто свят, не делая различий,
Он раскрывал нам сущность бытия
В простых словах, речённых через притчи.
Больных проказой, немощных, слепых
Со всех концов тянулись вереницы,
Чтоб на глазах ликующей толпы
Его благим касаньем исцелиться.
Я омывала, слёзами крапя,
Его стопы и мирром умащала,
Когда предрёк Он: «Буду Я распят.
Так много дел, а времени так мало».
А после: холод ночи роковой,
Кровавый пот и бдение о чаше,
Толпа с мечами, крики и конвой,
И поцелуй, учителя предавший.
Среди насмешек, мерзости и зверств
Он не стонал в объятьях багряницы
И молча нёс на место казни крест,
Читая лишь презрение на лицах.
И хлынул дождь, и небо, грохоча,
Во траур туч укутало светило,
Когда, приемля смерть, Он прокричал:
«Или! Или! Ламма савахфани? О…»
Я помню бледность мёртвого чела,
И скорбный плач, и шествие ко гробу,
Пещеру ту, что тело приняла,
И как валун замкнул её утробу.
Однажды я пришла в тенистый сад,
Садовник в нём осматривал маслины.
С его глазами встретился мой взгляд,
И он промолвил: «Здравствуй, Магдалина».
Я превозмочь сомнения и страх
Едва смогла и прочь не отступила,
Когда Он рёк с улыбкой на устах:
«Се Я воскрес, пуста Моя могила».
Он, воспарив, исчез за синевой,
Чтоб на века на небе воцариться.
И это был великий путь домой,
Что никогда уже не повторится.
Winky Sheep 02 ноября 2014
Среди калек и мытарей ничтожных,
Где днём и ночью ропот не стихал,
И я за хлеб делила с ними ложе.
Влачась во мраке, люди, трепеща,
Тянули жизнь в стяжательстве и блуде,
Не ждав того, кого нам предвещал
Тот, чья глава покоится на блюде.
Но Он пришёл, как будто просиял
Слепящий луч сквозь аспидное небо,
Бросая в почву пригоршни семян
И наполняя рыбами свой невод.
Среди таких же падших, как и я,
И тех, кто свят, не делая различий,
Он раскрывал нам сущность бытия
В простых словах, речённых через притчи.
Больных проказой, немощных, слепых
Со всех концов тянулись вереницы,
Чтоб на глазах ликующей толпы
Его благим касаньем исцелиться.
Я омывала, слёзами крапя,
Его стопы и мирром умащала,
Когда предрёк Он: «Буду Я распят.
Так много дел, а времени так мало».
А после: холод ночи роковой,
Кровавый пот и бдение о чаше,
Толпа с мечами, крики и конвой,
И поцелуй, учителя предавший.
Среди насмешек, мерзости и зверств
Он не стонал в объятьях багряницы
И молча нёс на место казни крест,
Читая лишь презрение на лицах.
И хлынул дождь, и небо, грохоча,
Во траур туч укутало светило,
Когда, приемля смерть, Он прокричал:
«Или! Или! Ламма савахфани? О…»
Я помню бледность мёртвого чела,
И скорбный плач, и шествие ко гробу,
Пещеру ту, что тело приняла,
И как валун замкнул её утробу.
Однажды я пришла в тенистый сад,
Садовник в нём осматривал маслины.
С его глазами встретился мой взгляд,
И он промолвил: «Здравствуй, Магдалина».
Я превозмочь сомнения и страх
Едва смогла и прочь не отступила,
Когда Он рёк с улыбкой на устах:
«Се Я воскрес, пуста Моя могила».
Он, воспарив, исчез за синевой,
Чтоб на века на небе воцариться.
И это был великий путь домой,
Что никогда уже не повторится.
Winky Sheep 02 ноября 2014
