Сны о Хасане. 3 июля 1938 года. Терёшкин.
3 июля 1938 года. Терёшкин.
Горячий травяной дух накрывал их с головой. Они лежали, раскинув руки, на продуваемом лёгким ветерком бугорке. Здесь же аккуратным рядком на куске брезента лежали новенькие, лоснящиеся ещё не стёртой до конца заводской смазкой карабины. В пяти метрах, в тени свежесмётанного стога сена, разлеглась, высунув розовый язык, служебная овчарка Рекс. Кони со спутанными пеньковыми верёвками задними ногами (на всякий случай, а то расшалятся, гоняйся за ними потом) пасутся рядом. Такой вкусной травы, как в Мокрой пади, они, это уж точно, нигде больше не едали.
Пограничники умиротворённо смотрели на трапезничающих лошадок. В другое время они, может быть, и позавидовали бы своим четвероногим сослуживцам, но сегодня… Повар - самоучка, какие обязательно найдутся в любом мужском коллективе, снайпер Козленко, только что накормил их настоящим украинским борщом. Хороший кусок свинины с сахарной косточкой, крупные шкварки из поджаренного на костре сала, молодой бурячок, который обиделся бы, наверно, если бы его назвали свёклой… Это вам не перловка с так называемым мясом из жестяной банки сухого пайка.
В костре догорали прутики из дикой смородины, на которых жарили сало. Рядом лежал тщательно вымытый пустой казанок. Доели всё, правда, не без помощи Рекса.
На груди у Терёшкина, под гимнастёркой, свернувшись калачиком, грелся его любимый уж. Почему-то Пётр называл его на украинский манер – Ушко.
Не успели пограничники взяться за косы и вилы, чтобы продолжить работу, а они сейчас в свободное от службы время с большим удовольствием косили и гребли сено, заготавливая его впрок для своих лошадок, как прискакал связной с заставы.
- Товарищ начальник заставы! Наблюдатели с Заозёрной доложили, что с маньчжурской стороны в направлении сопки движется большой отряд японцев, около ста солдат во главе с офицерами. При полном вооружении и в касках.
Все вскочили на ноги. Даже Рекс подбежал и заворчал сердито, задирая голову и тараща неморгающие глаза.
- По коням! Проверить боекомплекты!
Пограничники быстро распутали лошадей, похватали карабины и уже через несколько минут были в сёдлах. Шесть километров от сенокоса до заставы преодолели за четверть часа.
- В отряд доложили? – Первым делом спросил у дневального запыхавшийся с дороги начальник заставы.
- Никак нет, товарищ лейтенант, ждали ваших распоряжений.
Терёшкин схватил трубку телефона, пододвинул аппарат к себе и
крутанул вызов.
- Срочно начальника отряда, - без лишних предисловий по привычке громко приказал он телефонисту.
- Товарищ полковник, на участке заставы, в районе сопки Заозёрной, японцы большой группой движутся в сторону государственной границы. Я направляюсь на Заозёрную, подробнее доложу оттуда.
Полковник вздохнул протяжно, скрипнул зубами.
- Действуйте, - одобрил он решение, принятое начальником заставы.
Прихватив ручной пулемёт и двух пограничников, Терёшкин поскакал вдоль границы между речкой Туманная и южным берегом озера Хасан в сторону сопки Заозёрной. Там, у подножия сопки, они спешились. Отослав одного из бойцов с лошадьми на заставу, лейтенант с Козленко пешком отправился на вершину сопки.
- Лошадей до особого указания не рассёдлывать, заставу – в ружьё - обернувшись на ходу, скомандовал он.
На сопку взлетели на одном дыхании. Залегли за пригорком, невдалеке от двух взволнованных пограничников из наряда.
Японцы, однако, вели себя странно. Они – то принимали боевой порядок, делая вид, что идут в атаку, совершали перебежки из стороны в сторону, целились в пограничников из карабинов и ручных пулемётов, то залегали в траву, так что практически сливались с буйной растительностью, покрывающей пологий с их стороны склон сопки.
- Целый час уже так чудят, что-то изображают! – Доложил подползший к ним старший наряда.
Тут японцы в очередной раз поднялись из высокой травы, на солнце блеснули примкнутые к карабинам штыки.
Пограничники во главе с начальником заставы лежали рядом с отрытым недавно окопом, в котором Козленко пристроил свой пулемёт, и ждали, чем закончится это японское «представление».
Не добежав до пограничников каких-то пятьдесят-шестьдесят метров, японцы в очередной раз залегли. Солдаты снова целились из карабинов, офицеры демонстративно пробовали пальцами острия своих шашек, размахивали руками и что-то выкрикивали. Ясно было, что они старались вызвать огонь или какие-то другие действия со стороны советских пограничников.
Терёшкин связался по телефону с начальником отряда полковником Гребенником и доложил о «концерте», устроенном японцами.
- Батя приказал всем нам непрерывно находиться на сопке и наблюдать за действиями японцев, на их провокации не отвечать, огня не открывать, японцев на нашу сторону не пускать, - Терёшкин перекатился в окопчик и достал из кармана папиросы и спички.
- Да они дальше и не полезут, хотели бы напасть, уже давно напали бы, а такие «психические» атаки они демонстрируют по всей границе, - добавил лейтенант уже от себя, успокаивая бойцов.
Кукушка начала свой отсчёт. Он сообразил, что его сердце бьётся в такт этим хрипловатым вздохам вещуньи.
