Сны о Хасане. 12-13 июня 1938 года. Терёшкин.

12-13 июня 1938 года. Терёшкин.
Заканчивался замечательный воскресный день. Наконец-то наступило настоящее лето. Хорошо, что весь этот день ему удалось провести в Посьете. Море уже тёплое, фруктовые деревья в садах и на сопках ещё не обронили весь свой цвет, а молодая листва и высоко поднявшаяся трава буйствуют. Красота!
Один такой день, проведённый в беззаботной, счастливой семейной суматохе стоит недель ежедневных рабочих будней и бессонных ночей. Можно считать, что новая рабочая неделя начинается всего-то на часик раньше урочного времени, целый день он был дома!
Приближалась полночь. Лёгкий ветерок мягко накатывал на прибрежную гальку бесшумные волны. Сплетённые в замысловатый клубок, как домашняя лапша, водоросли шевелились у берега. Опоры причала, там, где они касались воды, и вся береговая полоса искрились холодным неземным светом.
Терёшкин зачерпнул ладонью этой светящейся субстанции и поднёс к глазам. Свечение прекратилось, пришлось присветить фонариком. В маленькой лужице на ладони скачкообразно перемещались несколько видов каких-то то ли рачков, то ли планктона. Но, ни один из них не излучал света. Надо бы сходить в библиотеку, что-нибудь почитать об этих светлячках. Не иначе – они содержат фосфор, только стрелка компаса почему-то всегда светится в темноте, а эти существа умеют каким-то образом отключать свет. Как, впрочем, и полевые светлячки.
Контуры причалившего к пирсу катера также очертились флюоресцирующей полоской в полметра шириной.
- Товарищ комиссар, - начал было Терёшкин уставной доклад-приветствие, но остановился, отчасти оттого, что комиссар госбезопасности прервал его, выставив вперёд ладонь левой руки, отчасти, же, оттого, что он с перепугу растерялся, увидев перед собой живьём, ну, самого главного дальневосточного носителя карающего меча, как там его по званию: корпусной комиссар, комиссар третьего ранга?
Люшков был одет по всей форме: шерстяной френч цвета хаки с нагрудными накладными карманами и шестью пуговицами-застёжками, воротник и обшлага рукавов отделаны малиновым кантом, краповые петлицы с малиновым кантом и продольной золотой полосой посередине украшены тремя ромбами, золотой овал на рукаве венчают три шитые золотом звезды на фоне серебряного меча и серпа с молотом. Плечо его оттягивал тонкий ремешок кожаной офицерской сумки, на ремне у правого бедра – кобура пистолета.
Терёшкин отметил про себя, что галифе у комиссара явно ушиты, а хромовые сапоги – не с армейского склада, по спецзаказу их тачали, удобные и лёгкие.
- В отряд? – Несколько фривольным тоном, позволительным разве что денщикам или ординарцам, осведомился лейтенант, усаживаясь за руль автомобиля после того, как приезжий, отказавшись от переднего сидения, устроился сзади.
Он всё ещё не нащупал нужную форму обращения к вельможному визитёру.
- Называй меня просто: товарищ комиссар, - прочитал мысли лейтенанта чекист.
- В отряд, товарищ комиссар?
- Нет, сразу на границу, пока там не навели марафет к приезду начальства. Посмотрим на ваши замки, а то всё трубите: «Граница на замке».
- Слушаюсь, товарищ комиссар!
Люшков поелозил на сидении, устраиваясь поудобнее, Достал из бездонного кармана галифе тяжёлый серебряный портсигар и бензиновую зажигалку, вытащил из портсигара папироску и жадно вдохнул клубы ароматного дыма.
- На заставы заезжать не будем. Попытаемся понять общую обстановку на границе. – Уточнил Люшков задание себе и лейтенанту.
Терёшкин, проинструктированный лично полковником Гребенником, был готов к любым причудам высокого начальства. Бак залит под завязку, ещё две полные канистры, на всякий случай, лежат в багажном отделении. Хорошо накатанная грунтовка шуршит под новыми шинами. Из-под задних колёс летят во тьму мелкие камешки.
Чёрт дёрнул его (сказалась расслабленность от вида летящей в свете фар просохшей после нескольких солнечных дней дороги), срезать небольшой крюк, поехать напрямик через низинку.
Руль вдруг вырвался из рук Терёшкина, крутанулся вправо, потом влево. Днище автомобиля заскрежетало по крытому гравием гребню в центре дороги. Педаль газа ослабла, подалась вперёд, мотор взревел, как на холостом ходу. На боковые стёкла полетели из-под колёс потоки воды и грязи.
Машина покачивалась из стороны в сторону, балансируя на кардане. Терёшкин заглушил мотор, открыл дверцу и шагнул во тьму ночи. Нога поехала по скользкой стенке колеи, он больно ударился ягодицей о порожек, но успел ухватиться левой рукой за стойку.
Люшков, тем временем, проворно выскочил через заднюю дверцу «газика», перепрыгнул залитую жижей колею и плашмя упал в придорожную траву, раскинув в стороны ноги, как это делают стрелки на стрельбище, изготавливаясь к стрельбе из положения лёжа. В руке у него уже был пистолет.
- Сели, товарищ комиссар, на брюхо.
- Ты что, шутить со мной вздумал, я так легко никому не дамся в руки, бля! - Люшков перекатился набок, ствол оружия выбрал себе реальную, конкретную цель – корчившегося от боли лейтенанта.
Комиссар, находящийся в плену крепко сидящих в его воспалённом мозгу всполошных мыслей, явно предположил, что это заранее подстроенная засада, что его решили взять тёпленьким в этом тихом месте. Ловко всё придумали! В строгом соответствии с практикой последних лет. Руководителей высокого ранга никогда не арестовывают в их служебных кабинетах или на квартире. Заманивают куда-нибудь, куда не возьмёшь с собой ни охрану, ни просто надёжных, верных людей.
- Сейчас всё поправим, товарищ комиссар. Это грузовики и бронетранспортёры накатали колею, когда были дожди. Совсем недавно здесь была отличная дорога.
Терёшкин достал из-под сидения топорик, и под нацеленным на него дулом пистолета направился к стайке деревьев не опознаваемой в темноте породы. Толи клёны, то ли осины, то ли, вообще, берёзки.
- В лес не заходить!
Люшков всё ещё, видимо, не осознавал до конца суть случившегося. «Вот, сейчас лейтенант скроется в лесу, и я останусь один у этой лужи, а за каждым кустом – по оперативнику».
Только когда Терёшкин взял в охапку нарубленные им ветки и понёс их к машине, комиссар с видимой неохотой засунул оружие в кобуру.
- Помогите, пожалуйста, товарищ комиссар, больше некому, - бросив ветки у колёс автомобиля, срывающимся от пережитых ли под прицелом пистолета минут, от сбивших ли дыхание упражнений с топориком голосом, выговорил лейтенант.
Упёршись плечом через брезентовый тент «газика» в каркас кузова он поставил автомобиль на два противоположных колеса.
- Сюда бросайте ветки, под колёса, товарищ комиссар.
Они повторили процедуру, запихнув под другие два колеса новую охапку веток.
Терёшкин сел за руль, мысленно перекрестился, включил первую передачу и дал полный газ. Потоки грязи из-под колёс окатили комиссара с ног до головы, и «газик», преодолев несколько метров злополучного участка дороги, выскочил на сухое место.
Комиссар госбезопасности третьего ранга, скрипнув зубами, снова забрался на заднее сидение и они, уже без приключений, вскоре добрались до развилки дороги как раз посередине между двумя заставами.
- Стой!
Терёшкин съехал с дороги и поставил машину на опушке леса. Начинало светать. Солнце ещё не взошло, но его отражённые от облаков лучи уже мягко прорисовали округу. Они вышли из автомобиля. Лейтенант достал из «бардачка» одёжную щётку и прошёлся ею по подсохшему в пути френчу и галифе комиссара. Грязь оказалась просто не очень чистым песком и почти не оставила следов на форме.
- Сиди в машине, жди, я пройдусь по делам.
- Осторожнее, товарищ комиссар, здесь рядом граница, - предостерёг Терёшкин направляющегося в сторону Маньчжурии Люшкова.
Тот промолчал, а лейтенант забрался на заднее сидение и прилёг, упираясь головой в прохладную дверцу и закинув одну ногу на спинку переднего сидения. Бессонная ночь давала о себе знать.
Мелко забарабанил по крыше дождик, лето в этом году оказалось как никогда дождливым. Несколько дней солнышка и вот опять, похоже, «долгожданная» мряка, как любит говорить его друг Батаршин.
Сквозь полуприкрытые веки он скорее почувствовал, чем увидел какое-то мельтешение, всполохи, услышал характерное похлопывание, будто парус трепетал на ветру. Любопытство побороло сонную лень, он открыл глаза.
Комиссар вприпрыжку бежал под уклон, в направлении государственной границы, перескакивая на ходу через разбросанные тут и там валуны, и размахивая над головой большой белой тряпкой. Похоже, это была наволочка от подушки.
- Стой, стой, там японцы, - вмиг охрипшим голосом закричал, ошеломлённый увиденным, лейтенант.
Он кубарем вывалился из машины и выхватил пистолет. Сомнений быть не могло, комиссар знал куда бежал, он уходил на сопредельную сторону, к самураям. Резанула по памяти, по мозгам казавшаяся такой загадочной и выпадавшей из всего контекста вчерашних наставлений начальника отряда фраза: «Что бы он ни делал, не препятствовать!» Терёшкин поднял руку с пистолетом вертикально вверх и выстрелил три раза подряд в небо. Беглец добавил скорости, только теперь он двигался вперёд резкими зигзагами, ну, точно вспугнутый в поле заяц, нет, скорее, как фазан, такой же пёстрый и взъерошенный. [У задержанного вскоре Японцами Люшкова оказались при себе три тысячи пятьсот юаней и множество подлинных секретных документов.]