Ледяной великан
1.
-Падай здесь! - Приказали боги.
Он сложил неземные крылья
и рассыпался снежной пылью,
и упал на краю земли.
Он - холодный и белоокий -
слышал: боги протяжно выли,
в барабан поднебесный били...
Он был кроток и терпелив.
Но минуты смерзались в годы,
покрывались глазурью наста,
вырисовывая скуластый
профиль в тропах медвежьих лап.
Он бы выменял или продал
вечной жизни слепое счастье
за свободный рывок запястья,
что за тысячи лет ослаб.
2.
Вы услышать тогда могли бы,
как Он жалобно, словно кошка,
песни пел, ожидая смерти,
под позёмковый перезвон.
Снег слежался ледовой глыбой,
леденцами в алмазной крошке
на язык оголённой тверди
был положен во тьме времён...
Здесь, под панцирем снов и сказок,
Он прислушивался к ударам,
принимая за грохот сердца
хоровод литосферных плит.
Улыбался... Но раз за разом,
цепенея в глухих кошмарах,
Он арктической ночи дверцу
силой воли мечтал открыть.
Чтобы занавес скинуть звёздный,
чтоб разводы зелёной краски -
той, что светит люминесцентно,
навсегда с облаков стереть.
Он гадал - неужели поздно?
Ночи сумрак тягуче-вязкий
то, что было без меры ценно,
растворил... Неужели смерть?
3.
Он - прочнее суровой стали -
мысли гнал по витой спирали!
Мог лишь слабым, тоскливым эхом
в свете Солнечных глаз тонуть.
Там, за синей далёкой далью,
там, за млечной диагональю,
по неведомым миру вехам
Дева-Солнце тори́ла путь.
Он измучился совершенно
заклинанья кричать. Блаженный...
Мимолётны такие встречи
да признанья - издалека.
Шлейфом падал поток волшебный,
лился сверху бальзам лечебный,
тот, что раны на скалах лечит
вкусом мёда и молока.
4.
Светлой Деве ни сна, ни слова
не увидеть и не услышать.
Мир с алькова богов срисован -
удивит ли такой простор?
И Она не бросала взглядов,
не сходила к снегам поближе,
не травила горячим ядом
раны спящих, остывших гор.
Но лучились на острых кромках,
на округлых сугробьих спинах,
и на скальных резных каёмках
золотые Её следы.
Так от искры огней закатных
ожила, не успевши сгинуть
на хребе́тинах льдов покатых,
тень последней Его звезды.
5.
Под жемчужной пятою Девы
Великан воссиял и вскинул
к облакам и богам забытым
серебристых ладоней гладь.
Он - иглистый и пусточревый -
собирал по кускам руины.
И холодной рукой разбитой
ухватить попытался прядь:
Что за косы предвечной Девы
в быстровейных потоках ветра!
Ей неведомы стоны сердца,
скрежет тонких зубов-клинков.
Нет ни горя, ни лжи, ни гнева
в первых, быстрых минутах утра.
Он мечтал наконец согреться
в параллелях Её шагов.
6.
И побрёл Великан упрямо
под весёлый, морозный гомон,
грузным шагом тревожа мрамор
белоснежных полярных глыб.
Воздух свежий и остро-пряный
был великой надежды полон;
и бескрайности панораму
великаньи глаза могли б
уместить на зрачках прозрачных
отражением ярких линий.
Впереди, по бугристым дюнам
Дева-Солнце несла огонь.
Великаны, увы, не плачут -
ни от счастья, ни в час уныний.
В их телах бесконечно юных
мрак столетий вершит закон.
Удивляются ныне боги,
из каких же глубин бездонных
зародилось живое чувство,
повлекло в безвозвратный путь?
К горизонту ведут дороги,
по долинам медведей сонных,
где измазанный белым густо -
"Коммонве́лс" продолжает дуть.
7.
В воду падать не так уж страшно,
погружаться во ртутный отблеск
и качать на волнах хрустящих
сухопарым мосло́м плеча.
Вот затылка сверкнула башня,
а в глазах расплескалась доблесть.
Силуэт над водой скользящий
с безразличием палача -
Дева-Солнце всё выше, выше;
ей бы по́ небу да с богами,
да судьбу в неземном размахе,
да ладони погорячей...
Руки в корке воды застывшей
еле двигались под валами -
Великан, онемев от страха,
провожал огоньки лучей.
Он не видел дымов и палуб,
что клевали носами в спину,
отправляясь под взрыв салютный
в темень жадных морских глубин.
И гало́ над плечом сияло,
и к стопам прилипала тина...
Только страх - безымянно лютый:
"Я один. Я теперь один".
8.
Вот проворные пальцы тянут
карамельных лучей полоски
в небесах абсолютно плоских;
облака в позолоте вянут.
Вышивает на тонкой сетке
Дева огненный знак-ловушку,
Не безделицу, не игрушку -
амулет великаний, редкий.
Дева-Солнце - на ясном троне,
в тёплом море полощет ноги.
Летаргичны, покойны боги -
Великан их теперь не тронет.
Растворился, потоком хлынул,
что Гольфстри́мом зовется ныне.
Только новому исполину
суждено берега покинуть...