Снова на этой лестнице

Орлов Михаил

Снова на этой лестнице,

выщербленной прилично,

ты цепенел. Привычка.

К слову сказать, трагичный,

идиосинкратичный

(даже анекдотичный)

миг, интересней месяца,

прожитого впустую;

к чёрту одну шестую;

тонущее каноэ

немолодого месяца

тучами занавесилось.

«Вижу, тебе не весело —

в сквер наш, потом в кино, да?

В полночь полупустую?

Нехуй сидеть на стуле,

тупо сидеть на стуле».

«Разве ж я протестую?

Может быть, паранойя,

боже ж мой, паранойя,

странную эту песенку

слышу, притом давно я.

Все мы потомки Ноя».

Штришок — и пустоты ландшафт набросан,

стежок — и абрис пустоты темноволосой

закончен будет. Виршеписец Бродский,

неряшливый, болезненный, неброский,

хоронится от неба под навес,

от собственных таящийся словес,

от бо́рони уставший и аскез;

разводит лишь, им совращённый бес,

руками. Почитай, все папиросы

(точнее, сигареты) скуривший.

Уже не ждёт чудес,

утрачен к жизни всякий интерес,

по-моему, он лет сто как нежилец,

уже лет сто, как этот макрокосмос,

действительность саму, чать, перерос он,

как мы с тобой, задавшийся вопросом,

у приснодев бывает ПМС?

Пришла зима, но все, кто мог лететь,

решили не форсировать событья;

сотейник остывает на плите,

тебя не в состоянии забыть я,

в окно зачем-то захотелось выйти;

пытался соблюсти нейтралитет

господь, но как же чешутся копыта,

друзья мои... Зазубривай коран,

спасатель, лучше. Дёргаешь стоп-кран;

от наведённой тени на плетень —

не по себе. Взбешён, взволнован, весь в испарине,

сжимая нервно новенький эспандер:

«вселенная размером с куцый палец», —

резонно рассудил апостол Павел

(мне нравится, ей-богу, этот парень!);

эдема покидаешь кавардак,

полуночи уютна конура,

закончилось овациями спальни

настойчивое соло комара.

Тропинки, фонари возмущены,

невдолге всё вокруг присыплет тальком,

сутёмки пофорсят луны медалькой,

соседи понимают толк в Металлике,

по-прежнему нет не единой стайки,

Нева утихомирится, бунтарка;

забыв надеть парадные штаны,

отпросится на небо у жены,

Альберт Фролов, любитель тишины.

У слабостей идёшь на поводу,

грустишь взапой,

ведешь тысячелетнюю войну

с самим собой.

Удо́ли дашь, бог с ним, зелёный свет

(обинякам,

уколам места нет). Серьёзно, ведь

наверняка ж

растает, даже чай пересластит

от счастья та.

— Скажи, а ты себя уже простил?

— Отчасти, да.

Того гляди, пойдёт душа вразнос,

точнее, ввысь;

сегодня даже меч над Ним чуть не вознёс —

остановись!

Осень просто собирала ягоды,

выдержкой запасаешься загодя,

жизнь имеет изобычай пагубный —

повторяться. Ты прикосновен,

баснями накормит соловей,

бог поубивает сыновей,

в том числе, Иуду между прочим

(что немудрено, он в этом профи);

тьма сфотографирована в профиль,

земь комбайном собирала ягоды,

птицы поговаривают, якобы,

кое-что грядёт. Могу лишь соболе-

зновать.

На вопрос «как жизнь?» плечами лишь

пожимаешь. Душно, в отдалении гроза,

месяца черствеет круассан,

камень просто не нашла коса

(кстати, есть уже ответ — comme ci, comme ca)

альтер эго, начинай печалиться,

стоит поскорее нам отчалиться,

ничего хорошего — намечается;

небо всякий раз хранит молчание,

может, просто нечего сказать?

Сентябрь / октябрь 2016

ИДИОСИНКРАТИ́ЧНЫЙ -ая, -ое

1. Мед. = Идиосинкрази́ческий.

2. Спец. Своеобразный, особый, специфический. И-ые свойства этого вещества.

3. Разг. Неприязненный, крайне отрицательный. И-ое отношение к соседу.

Большой толковый словарь русского языка. - 1-е изд-е: СПб.: Норинт С. А. Кузнецов. 1998

А́БРИС, -а, муж. (книжн.). Очертание предмета, контур.

| прил. абрисный, -ая, -ое.

Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949-1992.

ЧАТЬ, вводное слово (обл.). Тоже, что чай2. «И не знаю, жива ли она… чать, уж где быть в живых!» Чернышевский.

Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940.

Бо́ронь ж. запрет, запрещение, заказ.