Комната
Лафитник, что по горлышко налит вином,
в запрелой дымом комнате стоит и подпирает
Пьяный и родной уют, что и порой
Бывает броским на оборванные фото. Край
Планеты видно мне в углах и приземленном плинтусе
Что сыростью выплясывает карнавалы
Грусти, слез души, полопанных улыбок (будто в минусе,
По Цельсию ,облизанные горьким языком картавым).
Наитие: сквозняк, что норовит мой голос простудить
И содранное до молчанья горло, только точит
Тот фасет болезни, округленный у меня внутри,
До формы сферы, и надеждами слепыми кровоточит,
Он пилигрим ,дескать, что ищет свистом
Родственную душу, озеро, где можно распылиться,
Странствует со мной извилинами, виснет
Под слоями шрифта и раздаривает мои лица.
На шкафу, где кодла, пыльных и бумажных
Сундуков или взаимоисповедных будок( как угодно)
Отдохновляются мои депрессии, разбитый фюзеляж,
Подбитый грустными припевами, их кодло
Мне еще вернется в поэтических томах,
Когда моих двенадцать пар щитов не выдержат
И захотят соития аварий и вина,
В которых, выжившие породят тревогу и слова.
Сей антураж, как обветшалый кенотаф,
Что в тысячно сто первый раз увиденный
Старинностью и шармом очарует, как во снах
Твои резонные глаза - мои полеты по орбитам
Нематериальных, но бумажных грез, привычен,
И как ранее сказал: совсем родной и нынче
Обстановка эта, как ходить по дому в одиночестве в дезабилье/
распаковать проблемы и оставить , улетев в один конец.
в запрелой дымом комнате стоит и подпирает
Пьяный и родной уют, что и порой
Бывает броским на оборванные фото. Край
Планеты видно мне в углах и приземленном плинтусе
Что сыростью выплясывает карнавалы
Грусти, слез души, полопанных улыбок (будто в минусе,
По Цельсию ,облизанные горьким языком картавым).
Наитие: сквозняк, что норовит мой голос простудить
И содранное до молчанья горло, только точит
Тот фасет болезни, округленный у меня внутри,
До формы сферы, и надеждами слепыми кровоточит,
Он пилигрим ,дескать, что ищет свистом
Родственную душу, озеро, где можно распылиться,
Странствует со мной извилинами, виснет
Под слоями шрифта и раздаривает мои лица.
На шкафу, где кодла, пыльных и бумажных
Сундуков или взаимоисповедных будок( как угодно)
Отдохновляются мои депрессии, разбитый фюзеляж,
Подбитый грустными припевами, их кодло
Мне еще вернется в поэтических томах,
Когда моих двенадцать пар щитов не выдержат
И захотят соития аварий и вина,
В которых, выжившие породят тревогу и слова.
Сей антураж, как обветшалый кенотаф,
Что в тысячно сто первый раз увиденный
Старинностью и шармом очарует, как во снах
Твои резонные глаза - мои полеты по орбитам
Нематериальных, но бумажных грез, привычен,
И как ранее сказал: совсем родной и нынче
Обстановка эта, как ходить по дому в одиночестве в дезабилье/
распаковать проблемы и оставить , улетев в один конец.