Танцующая с тенями.

Хлопотова Оксана

Альфие Кусаиновой, Елене Тюриной, Яне Макаровой, Вере Емельяновой, Наташе Сабадаж, Людмиле Митрофановне, всем девчонкам, которые вместе со мной боролись за жизнь посвящается.

ТАНЦУЮЩАЯ С ТЕНЯМИ.

Ночь. Я переворачиваюсь с боку на бок, тело отзывается глухой болью. Горячая волна рождается внутри и, мешая дышать, выдавливает испарину, в ложбинке между грудей мгновенно образуется ручеек, липким становится все тело, горят щеки, на лбу мелким бисером выступает пот. Чертов климакс и когда уже это кончится? Ум услужливо подсказывает - никогда. Тебе плохо?! Нюня, размазня, опять себя жалеешь, вспомни девчонок. Я заставляю себя встать, подойти к холодильнику, из морозилки достаю кусочек льда, обтираю лицо, шею, грудь. Становится легче. Включаю музыкальный канал, дорожное радио наполняет пространство незатейливой музыкой. Делаю тише звук, чтобы не мешать домашним начинаю покачиваться в такт музыке, перед глазами встают танцующие девчонки.

Девчонки

Девчонками их назвать можно было только условно, скорее молодые женщины с разной судьбой, разным социальным положением, но между собой они всегда называли себя – девчонки. Им было 31, 32, 34, 44, Митрофановне было шестьдесят три года, мне на тот момент был сорок один год, ну и кто мы, если не девчонки? Что нас связывало? Нас связывала одна палата в радиологическом отделении, областного онкологического диспансера по адресу Новосибирск, ул.Плахотного 2.

А как все замечательно складывалось, я вышла замуж, замуж за того о ком мечтала, с кем хотела встретить старость и умереть в один день. Наши семьи дружили на протяжении последних ста лет. Моя прабабушка была крестной у Сережиной мамы, а тетки были лучшими подругами, да и сами мы в школьные годы начинали дружить, первая любовь не забывается, но жизнь внесла свои коррективы и мы расстались на долгих двадцать пять лет. У нас обоих это были уже не первые браки, дети были почти взрослые, по крайней мере, никого не надо было вытряхивать из пеленок. Все между собой замечательно ладили и, взяв с собой младших - мальчишек - шестнадцать и десять лет, мы с мужем поехали в свадебное путешествие.

Турция

Турция встретила нас теплым морем, ласковым солнцем, обилием фруктов. Маленький городок Белдеби, где мы отдыхали был окружён горами.

Горы, вершины которых, как великаны Атланты держат небо, надменно и величественно нависали над городком. Словно безмолвные стражи они охраняют море и берег. Они словно недовольны, что солнце не зависит от них и сурово хмурятся зацепившимися за вершины облаками. Подножья гор, словно многоярусная испанская юбка покрыты сосновыми и буковыми лесами, а в самом низу оборка этой шикарной юбки плавно переходит в мандариновые сады.

Отдых удался на славу, все загорели, накупались, дети приобрели новых друзей.

Мы на свой страх и риск, оставив детей в Турции, на два дня слетали в Израиль, прошлись по святым местам, искупались в мертвом море. Казалось ничто, не может изменить ход счастливой жизни.

Вернувшись, я устроилась на работу в Бердске, коллектив попался замечательный, мне всегда везло на хороших людей, повезло и в этот раз.

Палата жила своей жизнью, своей болью, своими страданьями и радостями, последних впрочем, немного. Ленка качается на кровати, не вынимая из уха крошечный наушник от миниатюрного, розового плейера, она негромко подпевает. Алька на кровати сидит на корточках с ногами как курица на насесте и быстро - быстро вяжет, в этом она настоящий мастер. Обхода еще не было.

Вообще то в палате нельзя вязать, но врачи закрывают на это глаза и вообще на многое исполняя, или разрешая исполнять, возможно последние прихоти больных.

По ночам Алька с Танькой снимают стресс. В нашем туалете открывается окно, это единственное окно на котором нет решетки. Альку, как самую худенькую и шуструю они с Ленкой буквально выкидывают в сугроб, она проходит под окнами к железным воротам, там кокетничает с охранниками и те её выпускают разрешая зайти обратно, после того как она купит в каком то круглосуточном киоске полторашку джин- тоника. За шкирку Ленка с Танькой втягивалют Альку обратно. Она достает из-за пазухи драгоценную бутыль, и они идут распивать её в «клизменную». Уютно расположившись на кушетке, они складывают ноги на столик для инструментов и лениво без всякой закуски из больших чайных стаканов потягивают ядовитый химический напиток. По мере поглощения спиртного разговоры становятся все громче, иногда дело доходит до песняков, но чаще до слез. Мы по очереди, Ленка, я или Митрофановна, ходим на них «ругаться», пытаясь угомонить и уложить спать. Ленка в распитии спиртного не участвует, но из какой-то солидарности всегда ходит выручать Альку с Танькой, помогает втягивать Альку в окно. Иногда дежурные медсестры, (они тоже все разные) застукивают их в таком состоянии. Одни просто укладывают пьяных девчонок спать, горестно вздыхая и поправляя их жесткие, казенные одеяла. Другие, с утра пишут рапорт заведующему отделением, требуя изгнать из больницы несчастных «пьяниц». Заведующий отделением, просто обязан принимать какие- то адекватные меры и «Девчонки» представали, перед врачебной комиссией понурив головы, пряча глаза и розовые от химического красителя губы. Их журили, они плакали и слёзно обещали вести себя хорошо. После экзекуции они возвращались в палату просветлённые и притихшие. Послушание длилось пару дней, в лучшем случае три. В эти дни Алька вязала до исступления, делала она это гениально, за пару часов могла связать детскую кофточку. Заказы сыпались как горох из бочки, женщины из других палат заказывали внукам красивые и недорогие обновки ручной работы. Алька брала деньги за работу, а пряжу каждый должен был купить сам на свой вкус. Триста рублей стоила кофта, сотня носки или тапочки. На эти деньги Алька не пила, она отдавала их Митрофановне на сохранность, а когда накапливалась кругленькая сумма отправляла их домой, детям.

Вообще то, девчонки были очень хорошими, с ними я поняла выражение « не носить камень за пазухой» так вот они его не носили. Всегда говорили все, что думали редко заморачиваясь на цензуру, легко могли послать прямым текстом. Были открытыми и смешливыми, а еще молодыми с огромной жаждой жизни. Над Алькой смеялись больше всех, она плохо говорила по русски, неправильно строила предложения отчего они часто меняли смысл. Альку на самом деле звали Альфия Кусаинова, смуглая, худенькая с черными большими глазами она походила на девочку. У неё в её тридцать два года было пять детей, младшей девочке на тот момент было всего одиннадцать месяцев. Замуж её взяли прямо со школьного двора. Дети рождались один за другим, у татар не принято предохраняться и делать аборты. Муж начал пить и сильно избивать замызганную, и очень уставшую Альку, он пинал её по животу, хлестал бичом, которым гоняют скот. Алька стала прятаться от него в подполье вместе с крошечными детьми или рассовывать детей по соседям, чтобы они не видели окровавленную чуть живую мать. Жизнь казалась адом, тогда она не придумала ничего умнее, чем начать пить. Сначала она пила, чтобы меньше бояться, потом пила, чтобы не чувствовать боли. Со временем втянулась, много ли надо маленькой уставшей женщине. Только в больнице она за долгое время впервые по настоящему, отдохнула и немного отъелась. Кормили в отделении хорошо, на тридцать шесть рублей в день, но пять раз. Как они это умудрялись делать, до сих пор остается непонятным.

Когда Алька попала в больницу со страшным диагнозом, муж закодировался и перестал пить. В больнице мы пролежали всю долгую зиму 2012-2013 года, он ни разу не навестил её за это время. Ближе к новому году Альке позвонили из её деревни(будь проклята эра сотовой связи) и сказали, что её муж собирается жениться на молоденькой девочке, вчерашней школьнице и она Алька ему больше не нужна. Она перестала бороться и все уговоры думать о детях не дали никаких результатов. Алька умерла в августе 2013 года.

Шестого октября я пошла в больницу. Когда мне поставили диагноз. Врач Елена Георгиевна Королёва сказала:- иди, поплачь. Но настроения плакать не было. Не было желания вообще себя жалеть, если Бог дал такое испытание, значит, справлюсь, а нет, значит, судьба такая. Но стихи все- же полились из души тонкой тоскливой струйкой.

Простите, если вдруг обидела когда-то,

прощайте, жизнь свою отчаянно любя,

я капаю печаль в рассветы и закаты

и в дерзкую мечту дожить до февраля.

29.11.2012

Или

Я люблю этот МИР: восторгаюсь поющей рекой,

Или солнечным днем, или звонким ликующим утром,

Я люблю эту жизнь и за тихий болотный покой,

За туман, что укрыл этот мир голубым перламутром,

Я люблю этот мир и особенно остро теперь

Когда смотрит в глаза, не моргая, холодная вечность

Когда очень близка между мною и вечностью дверь,

Я люблю эту жизнь, лишь печалит её скоротечность.

30.11.2012

Больница.

Пройдя все необходимые процедуры, на десять раз подтвердив диагноз физики, наконец, рассчитали, какую долю радиации способен выдержать мой организм. С диагнозом мне тоже повезло у меня оказалась редкая опухоль - аденокарцинома на шейке матки, такие опухоли встречаются всего в трёх процентах и врач,- молодая, амбициозная женщина, давно ждала такого больного как я. Чтобы попробовать на мне новый метод лечения и за одно, написать докторскую. Такая опухоль может прожить в своей капсуле от пяти до сорока пяти лет, моя же уже кровоточила и мне определили третью стадию.

Я конечно согласилась - это был мой шанс. Подписав все необходимые бумаги попала я в девятую палату в первую же ночь проснулась от того что по мне кто то ползает. Я вскочила начала трясти простынёй, но никого не обнаружила. Наутро я их увидела, в палате кроме нас обитали огромные тараканы, ничуть не меньше мадагаскарских. Интересно, отчего они такие от радиации или порода такая? Посовещавшись с женщинами мы пришли к выводу, что все-таки порода. В палате лежало семь человек, только одна женщина была близка мне по возрасту, это была Вера Емельянова, мы быстро сдружились стали вместе ходить на лечение по утрам. Вера была учительницей начальных классов. У нее недавно умерла мама и она никак не могла принять этого, ей все время казалось, что она что то делала не так, мало уделяла внимания и не забрала её из больницы как она просила. Она культивировала в себе это чувство вины и никак не могла смириться с потерей.

Меня всю неделю облучали, а по средам проводили химиотерапию, препаратом «гимзар» и так каждую неделю. Первая реакция была убийственной, рвота высокая температура, головная боль. Баба Тамара из Искитима кормила меня холодными солёными огурцами и очень за меня переживала, я напоминала ей её дочку. Через пару недель Веру выписали, и я осталась одна среди старушек.

А в больнице тем временем красили, окна были открыты в обоих концах коридора, никого не смущало, что больные и так, не имея иммунитета, мрут как мухи. К головной боли от химии еще примешивалась головная боль от запаха краски, а ледяной сквозняк раскачивал унылые больничные занавески. Даже тараканы, куда- то заховались и уже не так открыто шмыгали по палате.. Близился новый год, я сильно похудела, что очень беспокоило лечащего врача, а я ждала внука. Для себя загадала, что обязательно его увижу и подержу на руках. Четырнадцатого декабря он, наконец, родился наш Богом данный мальчик. С самого утра чувствовала себя не очень, матка встала колом и пока не позвонила поздно вечером дочь и не сказала, что все хорошо меня не отпускало, ощущение я вам скажу не из приятных. Анализ крови был не совместим с жизнью. У меня упали тромбоциты у всех остальных лейкоциты. Кровь была жидкой и черной и доставляла массу неприятностей. Она сочилась из десен, носа, при нажатии на подушечки пальцев выступала из под ногтей. В кишках совсем умерли все бактерии, и они тоже кровоточили. Многим из нас, в том числе и мне стали колоть гормоны.

Кишки страшно болели, но есть очень хотелось, организм исходил на кровавый понос, но я была полна решимости поехать в Горный Атай, чтобы увидеть своего внука.

Двадцать девятого декабря нас всех выписали, так как в отделении не было врачей дежурантов, сказали, приедете восьмого числа после новогодних каникул.

Перелом.

Купив билеты на поезд, мы поехали смотреть внука. Ночь в поезде была мучительной, туалет из которого я почти не выходила, закрыли за час до Барнаула и никакие уговоры на проводницу не действовали, только Бог знает, как я пережила эти три часа. Утром в Бийске в аптеке мы купили бифидобактерии, я ела их горстями, и мне казалось, что мне становится легче. Новый год решили встретить у Сережиной мамы Мы взяли билеты на автобус и поехали на Родину - в деревню, где оба родились, где жили мои дед и бабушка. Сначала я старалась, чтобы мама не заметила моего состояния, помогала готовить и накрывать стол, но очень быстро скрывать это стало невозможно, я практически не слазила с горшка и виновато улыбалась. Новогодняя ночь была самой тяжелой в моей жизни, живот очень болел. Сережа от меня не отходил. Он держал руку у больного места и боль отступала. Когда он уснул, боль нахлынула с новой силой. Я взмолилась Господи, я готова, если ты решил убить меня, сделай это сейчас, я больше не борюсь и не боюсь смерти, я тебе доверяю и душа моя полна смирения. Возможно, на какое-то время я потеряла сознание, комнату наполнил белый пребелый, синтетический свет. Когда я очнулась, боли не было, и я уснула. Проснувшись утром, я радовалась морозному утру, ослепительно яркому солнцу, людям, которые находились рядом со мной. В глубине души я уже знала, что буду жить. Конечно, мне еще долго было больно, и муж держал свои ладони над больными местами, но с нового года я пошла на поправку.

Ленка.

Лена Тюрина обычная женщина, каких миллионы, особой красотой не выделялась, но было в ней что-то неуловимое, детское, открытое. Если бы не отсутствие зубов, то можно было сказать, что у неё красивая улыбка. Лена жила в глухой деревне на озере Чаны, где люди жили только рыбалкой. Рыба и огород были единственным доходом семьи. Она очень любила под музыку качаться на кровати и если музыка требовала танцев, что бывало нередко, она давала послушать песню Альке и они связанные одними наушниками весело танцевали. Ленка была самой веселой из нас. Знала море анекдотов и миллион частушек. Однажды Митрофановна попросила записать частушки, которые знает Ленка и мы, исписав три тетради, просто бросили это занятие, так как они казалось, не кончатся никогда. Иногда просыпаясь среди ночи, она соскакивала с криком: «- вспомнила!» и начинала петь новую частушку. За эти два с половиной месяца мы смеялись столько, сколько не смеялись за последние пять лет. Но не так весело было в Ленкиной семье. Когда то совсем молоденькой Лена вышла замуж.

С мужем они жили хорошо, парень был работящим и заботливым. Через год родился ребенок первенец-сын. Все было хорошо. Прошло несколько лет, и они решили завести второго ребенка. Беременность протекала без осложнений, казалось, ничего не предвещало беды. Но в родах, что -то пошло не так. Ребенка замучили, и он умер внутриутробно, вытаскивая по частям мертвого ребенка, Ленке порвали матку, открылось кровотечение. Спасая Ленку, врачи вырезали ей детородные органы, оставив два сантиметра влагалища. Муж был вне себя от ярости, что бы его успокоить вызвали три наряда милиции. Пока Лена приходила в себя, муж был ласков и внимателен. Но через пару лет открыто завел любовницу, сказав, что такая Ленка его не удовлетворяет. Приходя домой от другой женщины, он частенько избивал жену до полусмерти. Открыто желая ей смерти. Призывая смерть, как избавление Ленка сама себе накликала эту болячку. В середине марта Ленку выписали. Она умерла в мае 2013года самой первой из девчонок.

Тринадцатый год. Тринадцатая палата.

Тринадцатый год начался с переселения меня в новую палату. Мы тебя к молодым поселили весело встретила меня сестра хозяйка, иди, получай постельное и устраивайся. Не зная чего ожидать я, покорно шаркая тапочками, отправилась за ней. С первого взгляда «девчонки» мне совсем не понравились, шуточки ниже пояса, анекдоты, подколы, все это казалось мне чуждым. Я попросила мужа накачать мне на электронную книгу побольше аудиокниг, фотографий и музыки. В новой палате сначала я жила, не снимая наушников. Но девчонки так заразительно смеялись, так весело танцевали связанные одними наушниками, что сама того не замечая я начала прислушиваться сначала открывая одно ухо, но к концу второй недели совсем перестала от них баррикадироваться и поняла какой я оказывается сноб, впрочем угрызениями совести, я особо не мучилась.

Алька с Танькой чудили. Однажды купив свой ядовитый напиток девчонки, обнаружили «клизменную» занятой. Не долго думая, они отправились в мужскую палату, где доживали свои дни самые старые и безнадежные больные у них было несколько свободных коек. Проснувшись ночью, я окликнула Лену.- Лен девчонки не возвращались? Нет, ответила сонная Ленка ,вроде бы нету. Пойдем, поищем?! Пойдем.

Мы, на цыпочках держа в руках тапки, двинулись в сторону мужских палат. У палаты, куда предположительно отправились наши матрешки, мы прислушались. Из-за двери доносился приглушенный говор и не то стоны, не то плачь. Ленка тихонько толкнула дверь, перед нашими глазами предстала следующая картина. Танька мирно посапывала на свободной койке, а Алька придвинув тазом, к самой стенке лежащего на боку старика монотонно рассказывала ему свою беспросветную жизнь. Лежала она на спине, вполне свободно, непринуждённо болтая закинутой ногу на ногу конечностью. Дед плакал навзрыд, поскуливая и закрывая глаза руками, сквозь пальцы по бороздам испещренного морщинами лица текли обильные слезы. Интересно о чем плакал этот старый человек? Было ли жалко ему эту непутёвую девчонку или о своем, неожиданно нахлынувшем горе. Возможно, в нем плакало выпитое спиртное, сделав его закаленное восприятие действительности таким же беззащитным и открытым, как сама Алька. Мы с Леной быстро разбудили Таньку, подхватив девчонок под руки, быстро и по возможности бесшумно направились в сторону своей палаты.

Юра.

Юра Подкользин появился в нашем отделении в конце января. С первого взгляда было понятно, что человек он приличный и без дела видимо, сидеть не привыкший. В течении первой недели он смазал все дверные петли в палатах. Он был лысым и сзади от уха до уха красовался красный рубец еще не зажившего шрама, у Юры была опухоль мозга, он был мой ровесник, мы родились в один год и в один месяц-февраль. На его лысину мы никакого внимания не обращали, для нас он был красавец мужчина, мы сами в то время были еще те «красотки»,- лысые с черными кругами под глазами напоминали семейку Адамс. В палате у него были одни старики и как то быстро, во время обедов, он примкнул к нам. Из нашей палаты всегда слышался смех и все нам завидовали. В соседней палате лежали женщины постарше, и они каждый вечер пели протяжные заунывные песни, красиво конечно, но такая тоска нападает, что не приведи господи, как, когда- то говаривала моя бабушка.

Юра взял шефство над нашими бедолагами, -Татьяной и Алькой. Он водил их в церковь, следил, чтобы постились и не пили. В один из выходных сводил девчонок покреститься, потом терпеливо читал им священное писание. Мы тоже слушали с удовольствием, иногда засыпали под монотонный Юрин голос. Перед выпиской Он устроил нам праздник, нарезал тазик салата стоя у холодильника. Свежими огурцами так пахло, что все отделение чуть не изошло на слюну. Пришлось пригласить дежурную медсестру на праздничный ужин. Вне больницы Юра работал в компании МТС, устанавливал вышки сотовой связи. Заболел неожиданно, с утра был совсем здоровый, в обед закружилась голова, и он потерял сознание. Остальное было как в тумане больница, операция, пластина. Все это время рядом была жена Алёна, ангел хранитель, любящая и любимая женщина.

После выписки Юра прожил один месяц.

Яна и Наташа.

Яна Макарова и Наташа Сабадаж проживали в восемнадцатой палате, на привилегированном положении, так как у обоих водились денежки. Палата у них была на три места. Обе были учителями Яна учителем биологии. Наташа учительницей младших классов. Яна была маленькой, худенькой,

Глазастой тридцати четырехлетней женщиной. У неё было трое детей, младшему ребенку на тот момент было всего четыре годика. Поступила она к нам с четвертой стадией, одна нога у неё была толще другой и она её заметно подволакивала, так как опухоль была большой, на что-то давила, был нарушен кровоток и нога опухала. В больнице Яна собралась, безропотно проходила все процедуры, по утрам принимала холодный душ. Ей сказали, что её может излечить её стихия. Она еще больше похудела, но в процессе лечения ноги выровнялись, она перестала хромать и летала по больнице маленькой глазастой птичкой. Она говорила, что родственники могли отправить её в Германию на лечение, ее девичья фамилия Вальтер, но их заверили, что её вылечат и здесь.

Позднее, когда Яна уже умерла, я общалась с её сестрой Викой, она сказала, что им сразу сказали, что Яна обречена, и никакая Германия не поможет.

Наташа Сабадаж была очень видной, красивой женщиной. Семья её была дружной и крепкой.

С мужем они жили благополучно и дом, как говорится, был полной чашей. Наташа очень любила сидеть за столом, после ужина мы подолгу не расходились, опустошая большой эмалированный больничный чайник грязно зеленого цвета, который нам выставляли заботливые нянечки на тумбочку. Наташа частенько говаривала, сколько за столом, столько и в раю, вспоминая свою бабушку, которая и научила её этой примете. У неё были красивые вьющиеся волосы , сине-серые глубокие глаза и правильные черты лица. Ко всем праздникам её родственники привозили врачам в подарок свежезамороженных уток и гусей, из своего большого хозяйства, те с удовольствием принимали подарки, в благодарность, оказывая чуть больше внимания к больным восемнадцатой палаты. Но была у Наташи своя печаль, которая сверлила её изнутри не давая спокойно жить. Сын Наташи молодой восемнадцатилетний мальчик полюбил взрослую женщину. Женщине было тридцать четыре года и у неё было двое детей. Многие подумают, что за горе - надо просто принять выбор сына и любить эту женщину и её детей, но она не смирилась. Она представляла другую жизнь для своего мальчика,- беззаботные студенческие годы, походы в кино и на дискотеки с ровесниками. Молоденькую девочку- невесту, которую она - Наташа будет называть дочкой. Наташа предлагала избраннице сына деньги, плакала, умоляла отступиться от её ребенка. Ходила к многочисленным гадалкам, которые с готовностью подтверждали, что она, эта

«подлая» женщина, приворожила парня. Опять же за деньги гадалки брались отвораживать Наташиного сына. Когда Наташа слегла в больницу со страшным диагнозом, толи мальчик одумался, толи женщине надоело играть роль «злодейки»,

её главное желание исполнилось, молодые расстались. Наташа умерла на одной неделе с Яной, прожив после выписки из больницы еще один год.

Митрофановна

Людмила Митрофановна в свои шестьдесят три года, не смотря на болезнь, выглядела отлично, у неё были модные татуированные брови. Стройная фигура, достойная женщины средних лет. Людмила Митрофановна долгие годы жила одна, считала себя некрасивой и всю жизнь меняла себя в лучшую сторону ухаживая и следя за своей внешностью. И с годами когда все ровесницы постарели и растолстели все с удивлением обнаружили, что Митрофановна- то,- красавица. Уже в «забальзаковском» возрасте она вдруг вышла замуж. У нее не было детей, зато у нее был её Петечка, она называла его мальчиком, кормила вкусненьким и завязывала ему шнурки. Он был красивым пятидесятилетним мужиком, совершенно неприспособленным к жизни. Она работала на трех работах, чтобы баловать своего Петечку, вкусно покормить, красиво одевать. Людмила продолжала за собой следить, многолетняя привычка, да и сама жизнь не давала расслабиться . Людмила по матерински приняла Альку, старалась подсунуть ей кусочек повкуснее, называла ее девочкой, покупала ей сливочное масло, когда обнаружила, что та его любит. Видимо действительно в ней проснулся дремавший материнский инстинкт.Людмила Митрофановна и по сей день жива и относительно здорова, так что жить нам с тобой Митрофановна за всех девчонок так рано ушедших в мир теней, да и ста лет маловато будет.(Пока я писала эту рукопись ушла от нас Вера Емельянова.)