Посвящение моей седовласой старушке

седовласая старушка сидит под окном,
седовласая старушка лепит пельмени.
я помню её в каждом углу, за каждым столом, на каждом стуле.
я помню её объятия, и помню её суровый характер.
она знает обо мне больше, чем все,
кто-либо меня видавший.
 
седовласая старушка моя смотрит телек.
седовласая старушка моя запевает старые песни.
и я помню каждую ноту голоса, каждую смычку,
я помню как она садилась в такси, меняясь в лице.
она как ребёнок, то улыбнётся, то ругнётся словцом.
и это единственное моё счастье,
случающееся каждым днём.
 
седовлассая моя, как я называю её - женщина,
никогда не считал старой её, энергии хоть отбавляй.
и не преуменьшал её величия и роли в истории,
ибо история государства, ни одного, несравнимо
с моей седовласой, с моей самой великой и самой ужасной.
с такой: иногда угрюмой, иногда радующейся через край,
и так всегда по теплому дружной, заваривающей с любовью чай.
 
и никто так не умеет,
и никто и в столетье не сможет затмить,
ни одна любовь к какой-нибудь стерве,
ни одна самая крепкая дружба,
ничто не сможет и не смеет заменить.
её порой проскальзывающей в секунду - улыбки,
которую она не часто, но может вам подарить.
когда ты говоришь ей, также не часто
о том, что любишь её, и любишь её никогда не напрасно.
 
и это знание, и эта всецелая мысль!
только она держит тебя на ногах,
только эта особая мысль, как религия,
которая выше всех церковных молитв и исповедей,
которую инокам не выносить ни в едином природном ключе.
эта мысль, как сугубая чистая жестокая истина,
прописанная кровью, нейронами в твоей голове.
 
знаете, что эта за истина? поймите сами.
а я буду всегда предан и кланяясь к коленям,
отдавая всю свою жизнь и память,
своей седовласой, так часто сварливой, вовеки мною любимой;
такой простой, но и необыкновенной.
такой чувственной, но скрывающей свою нежность.
самой душевной и самой высокой, самой бесценной и самой глубокой!
своей седовласой старушке, имя которой ношу в душе.
 
а значит это навеки, и случилось уже...
с любовь к своей седовласой старушке,
навеки оставшимся в её теплоте;
я не разрушен, ибо у меня есть вечность,
давно и уже.