Су Катя

февраль

кто-то сегодня встряхнул стеклянный шар с Казанью внутри. снег падает с неба. снег падает с крыш.

впервые за долгие два месяца выбралась дальше треугольника "дом-садик-пятёрочка через дорогу".

в городе снежно. пока я решала вопрос с полисом, дом на углу, где я хотела по старой памяти проскочить в пекарню, обнесли лентой. на крыше появился мужик, замерший, как статуя на эрмитаже, только в спецодежде и обвязке. "монументально," - подумала я и проскочила мимо, совсем не туда, куда собиралась, а в прошлую жизнь.

первые три года жизни в Казани я жила в этом районе: между сталинками и панельками зажаты частные (уже) дома бывшего руководящего состава вертолетного и авиазаводов. за прошедшие несколько лет, что я перестала здесь бывать, заборы и дома подросли, и теперь видны только надстроенные вторые этажи тех, кто побогаче, да круглые чердачные окна неперестроенных домов. словно норки хоббитов, они напоминают мне о том, что тут какая-то своя жизнь, в этом квартале, обнесенном заборами, до сюрреалистичности частном посреди каменного города. снег падает, в этом снеге бегут, смеясь школьницы, наверное, из музыкалки на свою вторую смену (а куда ещё между утром и обедом?)

наш дом тоже обнесен лентой. с крыши толкают снег узбеки и соседские дворники. бригадный подряд. спрашивают: куда? я показываю - домой. беги, говорят, сейчас беги.

за спиной бахает снег на тротуары.

 

март

любой длительный поход на улицу заканчивается кашлем. на цены в аптеке смотреть не хочется, но кончились маски, и я смотрю, и понимаю, что остаётся только ждать лета и надеяться, что все эти мои травяные чаи и доморощенные витамины вывезут. вариантов мало, надо вывозить.

мама спрашивает, купила ли я билеты. сестра спрашивает, купила ли я подарок. дитя спрашивает сюрприз.

в первый раз на поезд мы не успеваем. воскресенье, трамваи то ли ходят, то ли не ходят, такси не хотят везти меня с ребенком. одна контора просто бросает трубку после слов о том, что мне нужно детское кресло. вторая соглашается, но такси подъезжает тогда, когда мы уже едем от метро обратно. всё равно не успеть. по пути сдаю билеты, пока поезд не ушёл. кот счастлив, что мы дома. по его мнению, мы просто выходили погулять. дитя даже не плачет, потому что все полтора часа я говорю, что ничего страшного, сейчас вернёмся и что-нибудь придумаем, или уедем послезавтра.

второй заход успешен. перед выездом валит снег крупными хлопьями, и дитя радостно кричит, стоя в кресле перед окном: мама, мама, там такой снег!

в поезде радуется всему, она любит ездить, а теперь ещё и со своим местом. мама, спасибо, что купила мне второй этаж! долго поёт какие-то песенки своим игрушкам над моей головой, и, кажется, я опять засыпаю раньше.

это ненадолго. дитя спит на второй полке, я работаю и думаю о том, что завтра буду кашлять, как скотина - кондиционер перед сном прикрутили, и мой организм протестует. выхожу за кофе и проводник спрашивает: прохладно? - глядя на меня в шортах и свитере. не то слово, отвечаю я. даже бодрит.

Вить, прибавь, говорит проводник, и возвращается тепло.

у мамы тоже тепло, если сидеть дома и в валенках.

работа, работа, работа. мама ворчит: я думала, ты мне помогать будешь, а ты всё перед ноутбуком.

что поделать, мама, я не могу жить на твою пенсию.

вытаскивает меня на улицу. идём, идём, посмотришь, что я с яблоней сделала. и топор маленький в сенках прихвати.

зачем мне топор, чтобы посмотреть на яблоню? - думаю я, но топор послушно беру.

снега в этом году ощутимо меньше, либо он просто плавно осел под дневным теплом. яблоня выглядит как яблоня.

видишь, теперь жимолости побольше света будет. и давай-ка, поруби-ка сучья, что они тут лежать будут.

вот он, хитрый мамин план. смеюсь про себя, но так и быть, мама, так и быть, зря что ли топор несла?

в этой деревенской ватной тишине и солнечном свете нужна именно эта простая работа. это послезавтра тут будет шум и гам, придут гости, приедет сестра и братец, а сейчас можно просто рубить сучья по колено в снегу, сбросив одну рукавицу, чтобы топорище не скользило в руке.

 

апрель

ночью и утром идёт дождь. у калитки ледяная горка, и дитя приходится ловить, когда мы идём в дальнюю баню. дальняя баня - это восторг детёныша - можно лить воду сколько хочешь и валяться в ванне, задрав ноги. она без устали бежит на обратной дороге, крича: Соник, скорость! санки свободны, я предлагаю маме прокатиться, и она со смехом соглашается. по льду катить легко, мама едет и смеётся, дитя, насупленная, переживает потерю санок. но потом всё же бежит за нами и даже предлагает повезти меня, но я-то знаю, что меня она не сдвинет. поэтому везёт пустые санки и кричит: Наклз, я тебя защищу!

у неё своя мифология, она стала много рассказывать о всех этих странных Хиси Миси и Хаги Ваги, формируя свой сказочный мир.

вечером, перед сном, посреди сказки, внезапно жалуется: я вырасту, стану старенькой и умру. для неё вырасту - это почему-то не далеко-далеко и долго-долго, а вот прямо послезавтра или никогда. утешаю её тем, что сначала надо в школе поучиться, поучиться ещё где-то, поработать, поездить, а там видно будет. и ещё мы же на море не съездили, на самолете не летали - как тут помирать?

а ты умрешь? почти утверждает, и я обнимаю её и говорю, что очень не скоро, и вообще собираюсь жить вечно.

засыпая, говорит: мама, оживи волка, ну того, который из Красной шапочки. дую в пространство, и дитя наказывает: Волк, ты не ешь бабушку, не обманывай никого. ешь полезную еду, а то не вырастешь. чтобы вырасти, надо полезную еду есть. и засыпает, когда Красная шапочка стучит в дверь бабушки.

мама заглядывает в комнату и гасит нам свет.

утром снова зима. 10 сантиметров снега и переметенные дорожки. сегодня обратно.