Чернова

здесь сразу стоит упомянуть, что каким-то чудесным чудом (не иначе) «Мадам» обреталась в домашней библиотеке (среди более насущных книг «Обустройство дачного участка» и «Сад и огород»), поэтому прикрыться «не читал, но осуждаю» мне было бы сложно.

 

На дворе стояла беспечная пора детства (о, затасканный мещанистый шаблон), динамичные и романтичные приключения двух капитанов и трех мушкетеров воодушевляли меня больше всей этой скучнейшей тягомотины с муаровыми зонтиками и голубоватой золой, ибо хотелось плыть в туманные дали, сражаться на шпагах с гвардейцами кардинала, бороться и искать, найти и не сдаваться, а не разбираться в запутанных жизненных коллизиях скучающей женщины и ее недостойных (недостойных чего? да ничего недостойных) любовников. Поэтому книга тянулась-тянулась, словно хвост удава, мадам всё не уплывала на бриге в сторону Антарктиды и не протыкала никого рапирой в прыжке с разбега, а после и того хуже — взяла и наелась мышьяку.

 

И чего? И ничего. В конце все просто умерли.

 

Здесь сразу стоит сказать, что роман — великолепный, и хоть ВВН ругает переводчиков без всякой пощады, а Ив.Толстой в предисловии к лекции стебет ВВН ничуть не снисходительней, не будем столь придирчивы. Собственно, насколько роман великолепный, понимаешь по прошествии лет, когда садишься его читать (да, читать, а не перечитывать, это тонкий нюанс) и когда три мушкетера полностью отыграют в голове. Лекция ВВН, кстати, строго рекомендуется к прочтению тем, у кого уже отыграло. Ив. Толстой, конечно, прав, а Набоков — не всегда, но такие замечательности, характеризующие не столько Эмму, сколько архетипичность некоторых психологий, нельзя не процитировать:

 

«Кое-какие из известных ей писателей первоклассны — например, Вальтер Скотт или Виктор Гюго; другие не вполне — Бернарден де Сен-Пьер или Ламартин. Но дело не в том, хороши они или плохи. Дело в том, что она плохая читательница. Она читает эмоционально, поверхностным подростковым образом, воображая себя то той, то другой героиней.»

 

или

 

«Сам предмет может быть грубым и отталкивающим. Его изображение художественно выверено и уравновешено. Это и есть стиль. Это и есть искусство. Только это в книгах и важно».

 

Роман — великолепен (и с точки зрения своих вкусов, которые никому не навязываю, я гарантирую это), лекция ВВН — прекрасна (она ссылается на переписку самого Флобера и срывает покровы с задуманной автором гротескности и пошлости, а эти покровы невдумчивый читатель может принять и за чистую монету). Понятно, что Флобер «задыхается» в чеховском удушье (или Чехов потом задыхался во флоберовском, не суть), понятно, что текст транслирует мещанство в квадрате, круговой самообман и обман всех по кругу, и только Шарль действительно взрослый «положительный герой», других нет. Но здесь полемика с книгой, с тем, что в Эмме (даже через оптику Набокова, и тем более, через оптику Набокова, узнаешь саму себя, и свое вечное мещанство, «крестьянскую жестокость», глупость, so on). Диалог выстраивается с текстом.

 

Смотреть ли после всего этого Шаброля — большой вопрос. Это уже не золотой период мэтра (хотя, французская провинция в кадрах по-прежнему вызывает умиление, а шелково-бархатность костюмированной мелодрамы (но какая мелодрама в основе — такой же большой вопрос) готова претендовать на награды), это к тому же жесткое смещение некоторых заданных Флобером акцентов в противоположную сторону. Но это по-прежнему мэтр и это по-прежнему Изабель Юппер. Все зависит от вектора интереса. Если нужна годная экранизация неэкранизируемой книги (хотя, Ив Анджело своей воздушной камерой сделал-таки из Золя эстетический художественный шедевр, и я подпишусь под каждым своим словом, но возвращаясь), то нет. Книга — лучше. Но если интересен Шаброль, то да. А впрочем, у Шаброля и без «Мадам» есть что посмотреть. Поинтереснее.