Светлаков Лев

(от А до В)

 

 

Оскар Уайльд - английский философ, эстет, писатель, поэт ирландского происхождения; один из самых известных драматургов позднего Викторианского периода 16 октября 1854 — 30 ноября 1900

 

Актер – вот критик драмы. Музыкальный критик – это певец, или скрипач, или флейтист.

 

Америка:

Америку много раз открывали до Колумба, но никому об этом не рассказывали.

 

Я сказал бы, что Америка вовсе не открыта. Она еще только обнаружена.

 

Американец – это Дон Кихот здравого смысла, ибо практичен до такой степени, что совершенно оторван от действительности.

 

Глупых американцев в природе не существует. В Америке дураку хода нет. Даже от чистильщика сапог американцы требуют сообразительности, и в этом они преуспели.

 

Молодость Америки – самая старая из ее традиций. Ей насчитывается уже триста лет.

 

В Америке молодежь всегда готова поделиться со старшими всеми запасами своей неопытности.

 

Говорят, в Америке экспорт свинины самое прибыльное дело. Выгоднее его только политика.

 

В Америке президент правит четыре года, а журналисты – бессрочно.

 

Культ героев в Америке развит необычайно, а герои всегда выбираются среди

В Южных штатах сильна ностальгия по временам до Гражданской войны. «Какая прекрасная сегодня луна!» – заметил я джентльмену, стоявшему рядом со мной. «Да, – отозвался он, – но если бы вы видели ее до войны…»

 

Грубый торгашеский дух Америки, ее равнодушие к поэтической стороне бытия, – все это целиком и полностью результат того, что своим национальным героем страна признала человека, который, по собственному его признанию, был неспособен ко лжи.

 

О красоте американец судит по массе, превосходство определяет размерами.

– Наша страна самая обширная на свете. Некоторые из наших штатов по величине равняются Англии и Франции, вместе взятым.

– Воображаю, какие у вас там сквозняки.

– Есть поговорка, что хорошие американцы после смерти отправляются в Париж.

– Вот как! А куда же отправляются после смерти дурные американцы?

– В Америку.

 

Как большинство американок, она изображает из себя красавицу. В этом секрет ее успеха.

 

Все американские девушки обладают исключительным шармом, секрет которого в их неспособности говорить серьезно с кем либо, кроме своего парикмахера, и думать серьезно о чем либо, кроме развлечений.

 

Главный недостаток американских девушек – их матери.

 

Поняв на примере матери, что американки не умеют стариться красиво, американская девушка предпочитает совсем этого не делать, и часто здесь преуспевает.

 

Ни один американский ребенок, сколь бы он ни любил своих родителей, никогда не закроет глаза на их недостатки. Однако эта система воспитания, при всех ее преимуществах, не всегда срабатывает. Во многих случаях дети, без сомнения, имеют дело с неблагодарным, неспособным к подлинному развитию материалом; об этом говорит тот факт, что американская мамаша остается по прежнему утомительной особой.

 

Американец сумел превратить страну свою в рай для женщин. Тут, возможно, и кроется причина, отчего американки, подобно Еве, так стремятся прочь из этого рая.

 

Все американки хорошо одеваются. Они заказывают свои туалеты в Париже.

 

Американок утомляют долгие заезды, но в скачках с препятствиями они великолепны.

 

Англия:

Англия – родина лицемеров.

 

Англичане обладают волшебным даром превращать вино в воду.

 

В Англии, если человек не может по крайней мере два раза в неделю разглагольствовать о нравственности перед обширной и вполне безнравственной аудиторией, политическое поприще для него закрыто. В смысле профессии ему остается только ботаника или церковь.

 

Способность думать – самое нездоровое, что существует под солнцем, и люди от этого умирают точно так же, как от физических недугов. К счастью, уж у нас в Англии эта способность незаразна.

 

Англия не станет цивилизованной до той поры, пока список ее колоний не пополнится Утопией. Обменять кое какие из подвластных ей территорий на эту страну было бы куда как выгодно. Нам нужны непрактичные люди, умеющие заглянуть за пределы наличествующего и поразмыслить над тем, что не ограничено сегодняшним днем.

 

В Англии мы имеем замечательную поэзию, потому что публика ее не читает, а следовательно, никак на нее не влияет.

 

У него было типично британское лицо. Такое лицо, стоит его однажды увидеть, уже не запомнишь.

 

Есть двадцать пять рецептов приготовления картофеля и триста шестьдесят пять рецептов варки яиц, однако британская кухарка до сих пор знает только три способа подачи на стол того или другого.

 

В Лондоне слишком много тумана и серьезных людей. То ли туман порождает серьезных людей, то ли наоборот – не знаю.

 

Лондонское общество полно женщин самого знатного происхождения, которые по собственному желанию много лет кряду остаются тридцатилетними.

 

Я ничего не желал бы менять в Англии, кроме погоды.

 

Огромное преимущество Франции над Англией заключается в том, что во Франции каждый буржуа хочет быть артистом, тогда как в Англии каждый артист хочет быть буржуа.

 

Атеизм нуждается в религии ничуть не меньше, чем вера.

 

 

 

Благие намерения – это чеки, которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета.

 

Бедные рецензенты оказываются в положении репортеров при полицейском участке, расположившемся в стане литературы, и вынуждены информировать о новых преступлениях рецидивистов от искусства.

 

Большинство людей терпят банкротство потому, что вкладывают слишком крупный капитал в прозу жизни. Разориться на поэзии по крайней мере почетно.

 

Благо, даруемое нам искусством, не в том, чему мы научимся, а в том, какими мы, благодаря ему, становимся.

 

Большинство из нас — это не мы. Наши мысли — это чужие суждения: наша жизнь — мимикрия; наши страсти — цитата!

 

Бывать в обществе просто скучно. А быть вне общества – уже трагедия.

 

Быть хорошим человеком значит быть в согласии с самим собой. Разлад – необходимость быть в согласии с другими

 

Было бы ошибочно думать, что страсть, испытываемая при творчестве, может найти полное выражение в созданном произведении. Искусство гораздо отвлеченнее, чем мы думаем. Форма и краски говорят нам о форме и красках, и только.

 

Брак без любви — ужас. Но есть еще нечто худшее: это брак, в котором любовь налицо, но только на одной стороне; верность, но только на одной стороне... в таком браке из двух сердец одно несомненно разбито.

 

Быть естественной очень трудная поза – долго не выдержишь!

 

Быть естественным – это поза, и самая ненавистная людям поза!

 

Быть эгоистом — это не значит жить, как тебе хочется. Это значит просить других, чтобы они жили так, как тебе бы хотелось.

 

 

 

 

В Америке, в Скалистых горах, я видел единственный разумный метод художественной критики. В баре над пианино висела табличка:

«Не стреляйте в пианиста – он делает все, что может».

 

В Америке молодые люди не жалеют сил для воспитания своих родителей, стараясь, чтобы те, хоть на старость лет, получили необходимые представления о современной жизни.

 

В близкие друзья я выбираю себе людей красивых, в приятели – людей с хорошей репутацией, врагов завожу только умных.

 

Вера не становится истиной только потому, что кто то за нее умирает.

 

Врагов у него нет – не такой уж он выдающийся человек.

 

Все сочувствуют несчастьям своих друзей и лишь немногие радуются их успехам.

 

Вы его знаете? Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.

 

Вы только и делаете, что ставите историю с ног на голову.

 

В том и состоит наша единственная обязанность перед историей.

 

В деревне всякий может быть праведником. Там нет никаких соблазнов. Приобщиться к цивилизации – дело весьма нелегкое. Для этого есть два пути: культура или так называемый разврат. А деревенским жителям то и другое недоступно. Вот они и закоснели в добродетели.

 

В доступности развода заключено хотя бы то достоинство, что это привносит в брачный союз новый элемент романтической зыбкости. Когда пара до конца жизни связана узами брака, сколь часто обходительность становится чистым излишеством, а галантность и вовсе ничего не значит.

 

В истины веры верят не потому, что они разумны, а потому, что их часто повторяют.

 

В жизни нет ничего сложного. Это мы сложны. Жизнь – простая штука, и в ней что проще, тем правильнее.

 

В искусстве, как и в политике, деды всегда не правы.

 

В книжках общедоступных серий принято излагать общедоступные взгляды, и дешевая критика извинительна в дешевых изданиях.

 

В красоте – божественная экономность, она дает нам только то, что нужно; уродство расточительно, оно изводит материал впустую, уродство как в костюме, так и во всем остальном – это всегда знак того, что кто то был непрактичен.

 

В Лондоне слишком много женщин, которые верят своим мужьям. Их сразу можно узнать – у них такой несчастный вид.

 

В основе оптимизма лежит чистейший страх.

 

В наш век слишком много читают, это мешает быть мудрыми.

 

В наш век миром правят личности, а не идеи.

 

В наше время быть понятым значит попасть впросак.

 

В наше время все порядочные люди женятся. Холостяки больше не в моде.

 

В нашей жизни возможны только две трагедии. Одна – это когда не получаешь того, что хочешь, другая – когда получаешь. Вторая хуже, это поистине трагедия!

 

В нашем обществе единственный класс помышляет о деньгах более, чем богатые: это бедняки. Бедные ни о чем, кроме денег, думать не могут.

 

В наши дни мужу опасно оказывать жене какое либо внимание на людях. Это заставляет всех думать, что он бьет ее наедине. Так подозрительны нынче ко всему, что похоже на счастливый брак.

 

В наши дни большинство людей умирает от ползучей формы рабского благоразумия, и все слишком поздно спохватываются, что единственное, о чем никогда не пожалеешь, это наши ошибки и заблуждения.

 

В основе каждой сплетни лежит хорошо проверенная безнравственность.

 

В Париже такие истории создают человеку известность, но в Лондоне у людей еще так много предрассудков. Здесь никак не следует начинать свою историю со скандала. Скандалы приберегают на старость, когда бывает нужно подогреть интерес к себе.

 

В разговоре следует касаться всего, не сосредоточиваясь ни на чем.

 

В России нет ничего невозможного, кроме реформ.

 

В чем разница между журналистикой и литературой? Журналистику не стоит читать, а литературу не читают.

 

В наш век газеты пытаются заставить публику судить о скульпторе не по его скульптурам, а по тому, как он относится к жене; о художнике – по размеру его доходов, и о поэте – по цвету его галстука.

 

Во всем Лондоне есть только пять женщин, с которыми стоит поговорить, да и то двум из этих пяти не место в приличном обществе.

 

Во всеобщем сочувствии к страданиям есть нечто в высшей степени нездоровое. Сочувствовать надо красоте, ярким краскам и радостям жизни.

 

Во фраке и белом галстуке каждый, даже биржевой маклер, может сойти за культурного человека.

 

Воображение дано человеку, чтобы утешить его в том, чего у него нет, а чувство юмора – чтобы утешить тем, что у него есть.

 

Все можно пережить, кроме смерти; все можно перенести, кроме хорошей репутации.

 

Все хорошие шляпы создаются из ничего – как и все хорошие репутации.

 

Великодушие не заразно.

 

Великая страсть – единственное, на что способны нетрудящиеся классы.

 

Верность! Когда нибудь я займусь анализом этого чувства. В нем – жадность собственника. Многое мы охотно бросили бы, если бы не боязнь, что кто нибудь другой это подберет.

 

Весь мир – театр, но труппа никуда не годится.

 

Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого.

 

Верить можно только тем портретам, на которых почти не видно модели, зато очень хорошо виден художник.

Всякий портрет, написанный с любовью, – это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник.

 

Верность в любви — это всецело вопрос физиологии, она ничуть не зависит от нашей воли. Люди молодые хотят быть верны - и не бывают, старики хотели бы изменить, но где уж им.

 

Вещь, существующая в природе, становится гораздо красивее, если она напоминает предмет искусства, но предмет искусства не становится по настоящему прекрасным от сходства с вещью, существующей в природе.

 

Вообще то я не люблю игры на открытом воздухе. За исключением домино. Я сыграл несколько партий в домино в кафе на парижских бульварах.

 

Вообще то родные – это бич божий, но они придают человеку известный вес.

 

Возможно более точное описание того, что никогда не случилось, – неотъемлемая привилегия и специальность историка.

 

Вопросы никогда не бывают нескромными. В отличие от ответов.

 

Все мужчины – чудовища. Женщинам остается одно – кормить их получше.

 

Время – потеря денег.

 

Выбирать врагов следует с особым тщанием.

 

Высокообразованный, сведущий человек – вот современный идеал. А мозг такого высокообразованного человека – это нечто страшное! Он подобен лавке антиквария, набитой всяким пыльным старьем, где каждая вещь оценена гораздо выше своей настоящей стоимости.

 

Все великие личности рано или поздно обречены оказаться на уровне их биографов.

 

Все прекрасное принадлежит одной и той же эпохе.

 

Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия.

Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия

 

Все мы сейчас обеднели, так что комплименты – единственное подношение, какое мы можем себе позволить.

 

Все мы барахтаемся в грязи, но иные из нас глядят на звезды.

 

Все мы готовы верить в других по той простой причине, что боимся за себя.

 

В основе оптимизма лежит чистейший страх.

 

Все обаятельные люди испорчены. В этом и кроется секрет их привлекательности.

 

В наш век люди слишком много читают, чтобы быть мудрыми, и слишком много думают, чтобы быть красивыми.

 

Величайшие события в мире – это те, которые происходят в мозгу у человека.

 

Все называют опытом собственные ошибки.

 

Все решительно неспособные чему бы то ни было учиться взялись поучать – вот чем увенчалась наша страсть к образованию.

 

Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.

 

В палате общин едва ли найдется хоть один человек, на которого художнику стоило бы расходовать краски. Правда, многие из них нуждаются в побелке.

 

 

В наше время ничто не производит такого благоприятного впечатления на слушателей, как хорошее, совершенно затертое общее место. Все вдруг ощущают некое родство душ.

В храме все должны быть серьезны, кроме того, кому поклоняются.