Елена Наильевна
Настоящая поэзия. Вадим Заварухин
4 июн 2021
***
Приснился бог. Он мыл посуду,
что оставалась со вчера,
когда решил я, что не буду
посуду трогать до утра.
Сквозь сон я шум воды услышал,
подумал, дождь или потоп.
Во сне проснулся я и вышел
на кухню, разобраться чтоб.
На кухне бог земного мира
мою посуду домывал
и парафраз из "Мойдодыра"
под нос негромко напевал.
С насмешкой, еле уловимой,
Всевышний сухо поручил:
"Сковороду попозже вымой.
Засохла шибко, замочил."
Порой сознание способно
во сне поверить чудесам,
и стало как-то неудобно:
"Зачем вы, боже, я бы сам..."
А бог в ответ: "Самей видали."
Ладони вытер о подол
и пошагал, обут в сандали,
припомнив мне немытый пол.
О, эта мудрость тонких правил -
уйти, не хлопая дверьми!
Бог улыбнулся и добавил:
"Проснешься - кошек накорми."
И я проснулся. Сон хороший,
закономерный эпилог:
зовут на кухню чаша с ношей.
Пойду туда и буду бог.
***
полнолунный глаз совиный
катят в небе облака
снова лучшей половиной
ночь стоит у косяка
подперев плечами стену
за спиной сплетенье рук
как игла в слепую вену
в плинтус тычется каблук
ни прощанья ни привета
неподвижность и молчок
в коридоре нитка света
зацепилась за крючок
замерев не дышат стены
под чешуйчатым зонтом
грузно тучи об антенны
задевают животом
пепел пал на одеяло
стихло всё до одного
ничего опять не стало
будет снова ничего
***
пока еще открыты окна
еще желанны сквозняки
покуда бархатны волокна
ветров скользящих у щеки
ещё легко из теплых спален
нырять на дно воздушных ванн
сезон сонлив и ритуален
как престарелый бонвиван
ещё на воле полы курток
велосипед не в гараже
ещё в пруду покормим уток
ещё, но многое - уже
уже в шкафах тряпичный дьявол
балует спицей и иглой
и шерстяное одеяло
в пододеяльник залегло
ещё немного повистуем
на масти пиковой двойным
а там и голову пустую
займем убором головным
а те страницы книги судеб
что чуть помяты но чисты
сложили вчетверо и сунем
между вольтером и толстым
***
улететь тянет вечером
как стемнеет внушить
нелюдимым диспетчерам
коридоры расшить
сходством облика вылитым
наконец пренебречь
позабыть перед вылетом
воспитанье и речь
оттолкнуться подковами
от родной стороны
подмигнув проблесковыми
половине луны
воплощеньем непрожитым
в эту птицу-коня
я почувствую что же там
так тянуло меня
эту радость животную
пропущу до нутра
и подсяду на взлётную
полосу до утра
может реже бы езди я
да почаще пари
угодил бы в созвездия
или в экзюпери
***
Увидя утром след неровный,
что волочится по песку,
дерев желтеющие кроны
нашепчут первую строку.
Она безвыходный остаток
деленья зноя сквозняком.
Она чесалась меж лопаток,
типун ловила языком.
Но, в ежегодном закидоне
сезон, любимец ярких звёзд,
рванется телом, на ладони
оставив ящеричий хвост.
И ты, искатель вольной воли,
броди в расстегнутом пальто,
забудь очки, часы, пароли
и делай что-нибудь не то.
Соскучился мороз по коже,
и уши вспыхнут от стыда,
но не сейчас, потом, попозже,
в обед, в субботу, никогда...
***
свои изысканные перья
не рисовал себе павлин
привычно сонная тетеря
привычно спит не для былин
не для холстов и акварелей
туман в долине по утрам
и переливы птичьих трелей
излиты не для фонограмм
законом знаков и оказий
тебя касаются слегка
причинно-следственные связи
как паутина паука
***
С отступлением тепла
нет во мне того трепла,
что болтало, как дышало,
тыря плюшки со стола.
Среди вызревших семян
поугас былой шарман.
Стал похож на чау-чау,
да и был не доберман.
Но бывало, не совру,
появлялся на ветру
и не спорил с ним, а просто
соглашался на игру.
Комариных тонких жал
хорошо укус держал.
Злила муха силу духа,
но сверчок не раздражал.
Птицы тоже хороши.
Сколько хлеба ни кроши,
улетят, и станет тихо
на ветвях моей души.
И не станет мне, ей-ей,
ни правее, ни левей,
если в сердце неразлучны
стрекоза и муравей.
А когда кругом зима,
лучше света знает тьма
сто великих озарений
невеликого ума.
***
Плыли в небе-океане
облака-материки.
Наловчились горожане
не протягивать руки.
Перепутали верх с низом,
встали на ноги с голов
и шагают под девизом,
что насвищет крысолов.
Вынимают из кармана
кто пятак, кто пятьдесят
и хотят, чтоб Аннаванна
показала поросят.
Постарели поросята.
Нет иных, далече те,
чья судьба не полосата
даже в розовой мечте.
Из избы бежали дети
в синь и белые поля,
где несчастья нет на свете,
есть покой и вуаля.
Шевеля стопами копоть,
мимо замков, мимо вех
топким облаком протопать
и нырнуть отвесно вверх,
не поняв таки интригу
предначертанной судьбы.
Дайте жалобную книгу!
Да пожалобнее бы..
***
лист не вянет, не желтеет
не ложится на траву
может просто не умеет
или снизу не зовут
тянет осень дышит в руки
щурит хитрые глаза
и от зависти и скуки
медлит главное сказать
листьям им в полет последний
на одном кружить крыле
вспыхнув золотом и медью
ими же отяжелеть
после собранными в ворох
задымить под облака
затеряться в них нескорых
и исчезнуть но пока
тот единственный оставлен
до весны окоченеть
от коптилен до проталин
дотянуть дозеленеть
***
Если сказкой станет быль,
ты, моя телега,
превратись в автомобиль
для уборки снега.
Лишь засветят фонари,
я надену робу,
буду с ночи до зари
разгребать сугробы.
Мне покрутят у виска,
постучат повыше,
мол, видали дурака
с маячком на крыше!
Объяснить им что да как
дело не простое.
Сам гадаю, как дурак,
и не знаю, кто я.
Я беспечный баламут,
я маразма вестник,
я оранжевый верблюд
из весёлой песни.
Ты мигай, мой спецсигнал,
солнечное око!
В общем ладно, я погнал -
снегу вона скоко!
***
Как светать или смеркаться,
ты, забыв велосипед,
приходи плечом толкаться
и старательно сопеть.
Наших встреч предмет и метод
преисполнен простоты:
я как прежде чё-как-этот,
или попросту ну-ты.
В каждом слове по три смысла,
между слов – совсем беда.
Если ж пауза повисла –
их там дикая орда.
Думка, чуйка, или обе
вздрогнут, и само собой
нависает исподлобье
над поджатою губой.
И давай тот час дразниться:
сам такой и глупый весь!
В общем, если вдруг не спится,
скайпь, имейль и эсэмэсь.
***
На скамейке возле дома две девчонки, и собака
тянет нос туда, где урна удушающе чадит.
Непотушенный окурок, не сумевший вызвать рака,
умирал, но не сдавался, всё ж надеясь на бронхит.
Две девчонки и собака рассуждали кто глупее,
одноклассница Оксана или той её терьер.
Ничего они не знали ни о гибели Помпеи,
ни о том, почем бывала колбаса в СССР.
Все живут в тетрадной клетке, в ученическом пенале.
Взад-вперед и вправо-влево, бесконечность не предел.
Как на той большой кровати, где все вместе ночевали:
кто-то лег посередине, кто-то с краешку присел.
Как для высших насекомых стал судьбой прогноз погоды,
так и маленьким животным стоит лаять через раз.
Гонит гусениц мохнатых под хитиновые своды
замереть, приняв на крылья поучительный окрас.
Мы писали, мы считали, что написанное свято.
Каждый верил, не надеясь на подкову на двери:
будет счастье по билету симметрично, как когда-то
обещал им всем кондуктор из трамвая номер три.
Но уже доносит ветер в щель окна горелый запах.
Листья стелют красно-желтый половик для белых мух.
Под скамьей устало дремлет старый пёс башкой на лапах,
ожидая двух знакомых добродетельных старух.
***
как-то однажды при дружеской встрече
мне сообщил мой единственный друг
что если время чего-то и лечит
то не любое, не всем и не вдруг
я побоялся спросить о деталях
другу и так неохотно жилось
каждый из нас усеченно витален
и избегает отвагу и злость
сами судите пришел понедельник
разум - иллюзия тело - протез
надо начать добывание денег
а в голове лишь сарказм и гротеск
вторник не дворник мозги не промоет
мусор с характера не подметет
если чего попытаться и стоит
то притвориться что вторник не в счет
утром среды одолели симптомы
рушится правило правой руки
на косяках от меня гематомы
в силу чего у меня косяки
по четвергам появляется робость
слабость в ногах верный признак и знак
ехал троллейбус трамвай и автобус
я же не шел и не ехал никак
в пятницу пуговица на манжете
оторвалась и простыл ее след
нету про это ни звука в бюджете
да и бюджета практически нет
вот и суббота случайная квота
отдохновения лени и грёз
можно совсем не пытаться чего-то
чтобы оно без тебя извелось
знает любой маломальски с дипломом
как ни ломайся придет день седьмой
он и конец и начало обломам
и долгожданное "Вадик, домой!"
***
Бередит теченье Леты
бородатый доброхот.
Неизменно есть билеты
на последний пароход.
Можно бросить всё и ехать,
сесть, отчалить и уйти.
Можно прежде, ради смеха,
пол на кухне подмести.
Или год проспать и даже
можно встать не с той ноги,
а другою в саквояжи
утоптать свои долги.
Мокрым деревом и тиной
пахнет издали причал.
Сплавил он мильон с полтиной
и ни разу не встречал.
Вот концы упали в воду,
а гудок прощальный спел,
что расхочется по ходу,
кто чего недохотел.
И любой, концы отдавший,
видел, как на берегу
я, отплытие проспавший,
с саквояжами бегу.
***
Лето - всё. Сыреет купол
тёплого райка.
Дождь безжалостно нащупал
щели потолка.
Что за глупый выбражуля
пузырит лазурь.
Ни июня, ни июля
ни в одном глазу.
Упорхнут со вздохом птахи,
недовозникав.
Отрастает у рубахи
заново рукав.
Жмутся к полу полукеды,
проводив сандаль,
и спешат велосипеды
натоптать педаль.
Всё в мурашках опасений
летнее кафе
в ожидании осенних
аутодафе.
Август бархатный купчина
выложил меню.
Мне большого капучино
и вон ту фигню.
***
мы сидели у реки
и кормили рыб с руки
мимо плыли берега
топоры и ступы
незнакомого врага
подставные трупы
разбредались туч стада
отражаясь в ряби
покидали навсегда
грозовые хляби
крался шорох с трёх сторон
цыпочек не чуя
кто-то там на афедрон
ищет почечуя
вышел месяц в тишине
и не видит сонный
что на левой стороне
желтые кальсоны
черномора матеря
за любовь к порокам
тридцать три богатыря
плыли вверх к истокам
а по цепи золотой
нехотя гуляло
пучеглазое ничто
и не предвещало
мы сидели у реки
дураками дураки
***
я черствею и сжимаюсь рассыхаюсь как поленья
гнусь как сыра ломтик в блюдце недоеденный вчера
у меня на лбу морщины все как есть от изумленья
и одна от укоризны утверждают доктора
утро красит день тушует вечер мажет ночь смывает
первых два пытливым взглядом протирают зеркала
два другие меж собою дескать всякое бывает
кракелюр в имприматуру бес в ребро и все дела
а бывает накрывает липким лаком сетью ниток
и не впитываясь канет в угубления слеза
сыр иссох в немой пергамент и свернулся в тонкий свиток
а потом залез в бутылку и уплыл куда глаза
не божусь не зарекаюсь но стараться не премину
растолкаю в семь конвертов покаянное письмо
и от вакуума в теле сморщив радостную мину
разошлю их перепутав фиолетовой тесьмой
***
Кто скучал в тени еловой,
наблюдая между век
луговой пейзаж с коровой,
тот счастливый человек.
Вот он, дремлет втихомолку
с лопухом на голове.
А коровы треплют чёлку
новорожденной траве.
Для законченности счастья
и гармонии примет
солнце выведет с запястья
прошлогодний белый след.
И откинувши котурны,
тронет в памяти химер
тыловой солдат фортуны,
пресноводный флибустьер.
Лето, озеро, моторка.
с неба ливень, и она.
Задыхаясь от восторга,
жить без берега и дна.
И потом, уже не с нею,
всё в порядок приведя,
знать, что дышится вольнее
после или до дождя.
Ветер лёгок, шум не громок.
Спят на солнце сапоги.
Спит заржавленный обломок
металлической ноги,
отдыхающий от трений.
И ложатся на лопух
пятилистники сирени,
упакованные в пух.
Почитайте стихи автора
Наиболее популярные стихи на поэмбуке
