Старцев Леонид


Первые шаги. Путеводные знаки

 
22 ноя 2020Первые шаги. Путеводные знаки
«Сначала было Слово», все так, и я в этом убедился на собственном опыте. Сколько себя помню, всегда тяготел к литературе. Сейчас, анализируя прошлые годы, неожиданно обнаружил, что с юных лет натыкался на некие путеводные знаки. Они ненавязчиво, но вполне определенно направляли меня к Слову. Еще в школе прочел афоризм Сократа: «Если слово не бьет, то и палка не поможет». Он произвел неизгладимое впечатление. Вот, оказывается, где скрывается настоящая сила, вот чем надо серьезно заниматься, если хочешь стать сильным!
Однако первые практические попытки приобщиться к литературе я предпринял лишь в десятом классе. Как-то осенью сидел в поликлинике, прикидывая, как бы так изловчиться и добыть справку для школы, чтобы объяснить пропуски занятий. Тут увидел пальму, что потрясло необыкновенно: убогое пыльное помещение и вдруг это красивое экзотическое растение! Сами собой сложились стихотворные строчки. Конечно, они были не очень складные, но искренни и эмоциональны. Потом еще написал и еще. Показал лучшему другу – Вадику, тот послушал и попросил листочки со стихами, чтобы дома почитать внимательнее. Через несколько дней ко мне с заговорщицким видом подошел наш общий приятель.
— Слушай, старик, а ты знаешь, что Вадик читал Светке твои стихи, и говорил, что это он сочинил?
— Ну и что?
— А тебя, разве это не колышет?
— Да пусть читает на здоровье…
Мне действительно было не жалко, напротив, я даже посчитал это похвалой, ведь плохие стихи вряд ли кто захотел бы присвоить.
А тем временем неумолимо приближался последний звонок. Такое судьбоносное событие нельзя было оставить без внимания, и я задумал написать, ни много ни мало – поэму. Как же я удивился, когда на выпускном вечере послышались просьбы однокашников почитать свежеиспеченное произведение. Видно, Вадик постарался, сделал бесплатную рекламу. Я немного стушевался, все-таки в стихах были не совсем лицеприятные строки про наших дорогих учителей. Меня все-таки упросили, и я продекламировал наиболее безобидные отрывки. Успех был ошеломляющий, что еще больше укрепило меня в необходимости продолжать литературные опыты. В поэме были, в частности, такие слова:
 
Десять лет мучений позади,
Тюрьмой для меня была школа,
А теперь куда хочешь — иди,
И не бойся ни двойки, ни кОла!
 
Вадик ножичком нацарапал их на школьном подоконнике. Вот такой стала моя первая "публикация" и первое "признание".
Были и другие знаки. Как-то, в книжном магазине, разглядывая полки, услышал вкрадчивый голос:
- А у Вас Вознесенский есть, «Треугольная груша»?
К продавщице склонился молодой парень и шепотом продолжил:
- Десять рублей плачу…
Девушка испуганно залопотала:
- Нет, нет, и даже не было…
Конечно, я знал об этом поэте, но то, что за его стихи готовы платить такие баснословные суммы, даже и не подозревал. По тем временам, предложенные деньги за тоненькую книжечку стихов в десять-пятнадцать раз превышали ее номинал. Да, — подумал я, — в этом наверняка что-то есть. Вот она — сила Слова!
После школы я поступил в медицинский. А разве это не знак? Конан Дойль, Шиллер, Рабле, Лем, Моэм, Чехов, Булгаков, Вересаев – список писателей-врачей можно продолжать и продолжать. Сын врача, Михаил Жванецкий справедливо заметил, что «любая история болезни – это уже сюжет». Моэм со знанием дела утверждал: «Медик знает о человеке все самое худшее и самое лучшее». Так что все закономерно.
Учеба и бурная студенческая жизнь не оставляли времени для серьезной литературной работы. Хотя нет, однажды мы с однокурсником Максом взяли пива, и когда оно неожиданно закончилось, решили, не сходя с места, писать роман о большой и несчастной любви. Как сейчас помню захватывающее начало: «В этот дождливый осенний день так хочется прижаться к родному плечу и рыдать от безысходной тоски по бесцельно прожитым годам…». Но, к сожалению, наш писательский запал также быстро потух, как и зажегся. Больше никакими литературными подвигами студенческие годы не запомнились. Затишье так бы и продолжалось, пока на горизонте не возникла она — Настоящая и Большая Любовь, и поэзия снова была востребована. Но это уже совсем другая история.