Зуев Сергей Михайлович

110 лет назад, 20 ноября 1910 года скончался гений русской словесности, всемирно известный писатель и мыслитель Лев Николаевич Толстой.

 

Покинув Ясную Поляну, 82-летний старец в дороге простудился. Простуда обернулась крупозным воспалением лёгких, так что 13 ноября 1910 года больной писатель в сопровождении доктора Маковицкого и дочери Александры Львовны сошел с поезда на станции Астапово, которая сейчас называется Лев Толстой.

 

Астапово моментально наполнилось людьми.

Примчались корреспонденты, готовые платить хорошие деньги за любой эксклюзив о Толстом. Ежедневно со станции отправлялось около полутора тысяч телеграмм. Приехали священники, в надежде первыми услышать, что безбожник Толстой покается. Они дежурили прямо возле домика, где лежал Толстой, однако безрезультатно. Преосвященный Антоний прислал телеграмму:

 

«С первой минуты вашего разрыва с церковью я непрестанно молился и молюсь, чтобы господь возвратил вас к церкви. Быть может, он скоро позовет вас на свой суд, и я вас, больного, теперь умоляю примириться с церковью и с православным русским народом. Благослови и храни вас Господь». Эту телеграмму больному тоже не показали.

 

Прибывали и прибывали жандармы – опасались антиправительственных выступлений. Присланный тульским губернатором чиновник расспрашивал начальника станции Озолина в присутствии начальника жандармского отделения, куда ехал Толстой, зачем, кто его сопровождал.

 

Заказным экстренным поездом на станцию Астапово прибыла семья. Софья Андреевна стояла все время под окнами, в надежде, что ее пустят к больному мужу. Но тому даже не говорили о ней – боялись, что начнет нервничать. Очевидцы называли все происходящее мучительной обстановкой.

 

Толпились на станции врачи – вдруг возникнет необходимость! Льва Николаевича пытались спасти шесть докторов, но он лишь ответчал: «Бог всё устроит». Когда же его спросили, чего ему самому хочется, он сказал: «Мне хочется, чтобы мне никто не надоедал».

 

Утром 5 (18) ноября больному читали «Круг чтения». Время от времени Толстой бредил. Около 12 часов температура была 37,1, пульс более 100. Вечером больной съел немного солянки и выпил кофе и молоко.

«Пропасть людей на свете кроме Льва Толстого, а вы смотрите на одного Льва. Мужики так не умирают», – прошептал он близким 6 (19) ноября. И уже в полузабытьи: «Истина… люблю много… все они…».

 

В шесть часов пять минут утра седьмого ноября (по старому стилю) Лев Толстой умер.

 

«Величайший и единственный гений современной Европы, высочайшая гордость России, человек, одно имя которого – благоухание, писатель великой чистоты и святости – живёт среди нас – в 1908 году писал Александр Блок. –Часто приходит в голову: всё ничего, всё ещё просто и не страшно сравнительно, пока жив Лев Николаевич Толстой. Ведь гений одним бытием своим как бы указывает, что есть какие-то твердыни, гранитные устои: точно на плечах своих держит и радостью своею поистине питает свою страну и свой народ. […] Пока Толстой жив, идёт по борозде за плугом, за своей белой лошадкой, – ещё росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, и слава Богу. Толстой идёт – ведь это солнце идёт. А если закатится солнце, умрёт Толстой, уйдёт последний гений, – что тогда? Дай Господи долго ещё жить среди нас Льву Николаевичу Толстому. Пусть он знает, что все современные русские граждане, без различия идей, направлений, верований, индивидуальностей, профессий, впитали с молоком матери хоть малую долю его великой жизненной силы. […] Толстой живёт среди нас. Нам трудно оценить и понять это как следует. Сознание, что чудесное было рядом с нами, всегда приходит слишком поздно.

 

Надо всегда помнить, что сама жизнь гения есть непрестанное излучение света на современников. Этот свет остерегает от опасностей и близоруких: мы сами не понимаем, что, несмотря на страшные уклонения жизни от истинного пути, мы минуем счастливо самые глубокие пропасти; что этим счастьем, которое всегда твердит нам: ещё не поздно, – мы обязаны, может быть, только недремлющему и незаходящему солнцу Толстого.

 

Интеллигенции надо торопиться понимать Толстого в юности, пока наследственная болезнь призрачных “дел” и праздной иронии не успела ослабить духовных и телесных сил».