К&Б

Я недавно познакомилась с творчеством, на мой взгляд, очень интересного поэта. Вот, читайте или не читайте.

Биографию нагло скопировала с какого-то сайта. Ну, так, чтобы была.

 

Родился в 1978 году в Териоках. Окончил физический факультет Санкт-Петербургского государственного университета. Автор очерков и сайта по истории города и Карельского перешейка. Участник 6-го Майского фестиваля новых поэтов (2007). Живет в Петербурге. В 2009 году вышел первый сборник стихов.(с) " Два времени". СПб.: "Русская симфония", 2009. - 68 с.

 

 

Илья Лапин

Шестистопные ямбы

Стихи

 

Опубликовано в журнале Новый Берег, номер 71, 2020

 

***

 

Слух возвращается. К памяти сиюминутной,

К каплям воды и плывущему небу вокруг,

К тускло блестевшему морю, к поверхности ртутной

Словно ленивой волны, обретению смутной

Веры – нет, страха за только родившийся звук.

Шорох и шепот, как пульс у причудливой смены

(Помнил все время, но к слову припомнить не мог)

Тем и предметов, скрепляющих темные вены

Писем у любящих. Кто разглядит кровоток,

Если и сами они замыкаются в стены

Долгих, как волны, но враз обрывавшихся строк,

Вечность свою укрывая в молчащих просторах –

(Нет, не запомню, но и забывать не вели!)

К ним и вернется она, как к камням, на которых

Волны опять разбивались и снова росли.

К ним же вернется, коснувшись песка и земли,

В любящих письмах, где ждали то шепот, то шорох,

Легкости жаждали, время и мир обрели.

 

***

Иссякнет враз поток. По трассе под сто сорок.

Ни жизни, ни жилья, ни мысли, что живой,

Ни мысли в принципе, лишь в ряби верстовой

Асфальтовая мгла взлетает на пригорок,

Чтобы скатиться вниз и вклиниться меж створок

Поросших лесом скал и туч над головой,

Растущих из небес в прогретый солнцем морок…

Мираж пустынных мест, двоящийся рельеф

Изгибов и кривых! Умолкнув и прозрев,

И тут же все забыв. Так! сколь бы ни был долог

Непоглощенный путь. От тяжести в груди –

Еще быстрей, быстрей, все бросив позади.

Здесь тянется река. Там топчется проселок.

Гранитный кряж за ним, и пастбище, и луг.

Господь творит свой сад, приоткрывая полог

Для солнечных лучей – и тень стекает с рук.

Стоцветьем бьет в глаза искрящийся осколок.

И ласточки вокруг. И ласточки вокруг.

 

***

Облаков перья, дюны и сосны – рожки да ножки!

То, что я помню, можно доверить детской ладошке.

Пусть она лепит криво и косо, долго и полно,

И слепив, бросит в тихие воды, в мирные волны.

Не понять взрослым, что за фигурка пляшет, не тая –

Бегемот Мурка? Хрюшка-лягушка? – словно живая.

Не унять крика детского вслед ей, плача и смеха –

Посреди лета, долгих раскатов грома и эха.

 

Все, что я помню, может вместиться в кратких и редких

Иногда – лицах, изредка – рифмах, втиснутых в клетки.

На листы спрятав школьной тетради немощь и нехоть,

К водяной глади, к зареву неба ехать и ехать,

Среди них скрыться неразличимей вставленной точки

И спросить: чьи мы рваные фразы, письма и строчки?

Для чего краски мира иного на небосклоне?

И зачем снова наши фигурки в чьей-то ладони?

 

***

 

В любви несознанной томятся взаперти

То дом отшельничий, то скованные реки,

То сад полузаброшенный. И некем

Пока заполнить их и запасать в горсти

Травинки, камешки для встреченных в пути,

Для света тусклого, попавшего под веки.

 

Куда она пройдет сквозь спящие тела?

В несказанной любви есть тайнопись тепла,

Слепцам ли знать ее, и боли, и увечьям.

Любая тайна – сад: тропинкою вела

В стеклянный омут сна, в пустые зеркала –

Но прятаться от них и незачем, и нечем.

 

***

 

Мусор не убран. Пусты магазины. Длинны

Улицы, только что сбывшие праздник (хоть четверть цены!).

Тронут морозцем и сумрачен сном неглубоким

Воздух, дарованный любящим. Им ли даны

Эти часы, чтоб остаться в неспешном потоке,

В том, где они бессловесны, и чужды, и, да, одиноки?

 

Город, любой, что оставлен им, реки, текущие к ним –

Лед укрывает их медленный холод своим.

Руки касаются льда. Но как если и этого мало,

Мерзлую муку их голоса помним и длим,

Отзвуки ловим из небытия, из провала:

Слышишь? от воздуха дышащий неотделим,

Помнишь? и облачко пара дыхания не выдавало…

 

***

 

В саду растимом – но по воле случая, чьей-то прихотью и волшебством –

Скамья скрипуча и трава примятая. Так что кажется, что мы живем.

И даже чудятся за краем зрения принадлежащие нам тела,

Но предназначенные для сотворения мира этого, его тепла.

Едва ли вместимся в свои же облики, в силуэты их среди ветвей

Размытым облаком ли, дымкой тающей, чтобы сделаться еще живей.

Тропа протянется к кустам смородины, ягод капельки зазвенят,

Промочит ливнем их полночь-странница от макушки и до самых пят,

О чем-то яблоки в листве зашепчутся, зашушукают свысока,

В своем игрушечном заснут кораблике в лунном отсвете облака…

С чего бы живы мы в незрячих контурах, в тайне сотканной их садов?

И чем доверимся дню служивому? Наших, помнится, несть следов.

Его печалями пока не трогая – пусть таит и от наших глаз

Все то немногое, что останется. Может статься, что и от нас.

 

 

Шестистопные ямбы

 

*

На первые часы тепла не доставало –

И медлила, войдя. Но сразу узнавала,

Который день вокруг, какой настанет день.

В безлюдные дворы ее скользила тень,

Молчал послушный мир, но музыкой был шорох

Велосипедных шин, ветвей прозрачных крон,

Песка и гравия. Со всех земных сторон

Уже сходился свет на поднебесных хорах,

До самых тайных жил, до капелек на дне

В себя вбирая жизнь, пришедшую извне –

И облако листвы рождавшейся лучилось.

…Та жизнь, которая ей пела в тишине,

Та жизнь, которая со мною не случилась,

Но все-таки была дана однажды мне.

 

*

С горы Гремячей вниз в ленивую Пскову

Спускалась тень, примяв к следам своим траву,

От самых белых стен до самой черной зыби.

И робко жались с ней к известняковой глыбе

Минуты и часы, крошились под рукой

В извилистую тьму, влекомую рекой,

В песок, и прах, и пыль на тропку луговую…

Когда же этот мир однажды призову я,

Себя увидев в нем, взбираясь наугад

По башне крепостной, где плакал водоскат,

И шмель гудел вдали, и в люльке дня качали

Осыпавшийся вал и яблоневый сад,

То, что мне знать в конце, чего мне ждать в начале?

 

*

Об утреннем дожде, о солнечном полудне,

О неге праздничной и суетности будней,

О дверце, отпертой бороздчатым ключом,

И воздухе за ней – не все ль равно, о чем

Не будет сказано? Я выдумал когда-то

И голос собственный. Сквозь местности и даты –

Ни слов звучавших, ни ответных чьих-то слов.

Проснусь – за окнами величие заката,

Спокойствие реки, согбенный рыболов…

И мир прямых углов, рассыпавшийся рядом,

Где не существовать – но за косым лучом

В молчанье всматриваться благодарным взглядом

С ничейной горечью и в облике ничьем.

…О памяти и о любви, о родине, о чем?

 

*

Еще не рассвело, еще налег на мыс

Туман от берегов, лохмат и белобрыс.

Лишь эхо выдает и чайку-невидимку,

И шаг прохожего. Но утреннюю дымку

Уводит от волны нептунова рука

И город на ладонь кладет материка

От шпилей к мостовым. И в облике обжитом

Искрится первый луч, и не принадлежит им,

Меняя краски – медь, и бронза, и латунь –

На улице пустой, сквозь северный июнь…

 

…Я легок даже там? Тогда пушинкой сдунь

На куст шиповника, на старый дуб, на липу.

Отдай меня тогда не голосу, так всхлипу.

 

*

Лесных дорожек тишь. Сухие мхи обочин.

Журчит вразброд ручей (но каждый звук отточен).

Дороги петли вьют. Кому они нужны?

Пыль гонит с колеи. С краев обведены

Болотца ветерком. И след на перекрестке

Уводит в никуда, как надлежит лжецу –

К горелым вырубкам, где сосенки-подростки

Одни на долгий крик сойдутся к пришлецу:

– Ты звал кого-нибудь? Ты говорил кому-то?

К чему тебе их слух, их память или смута,

Чужих наречий шум, чужие нравы их?

Достаточно ль узнал молчания одних

И болтовни других, и даже слов, похожих

На твой родной язык, на звук шагов прохожих?

Возьмешься ль повторить над вьющейся тропой

Хоть что-то из того, что сказано тобой?

 

*

Припомни, ласточка, взглянув на миг с небес,

И полосу реки, и радугу, и лес,

Припомни надо мной, летя стремглав, на выбор:

Там Новгород и Псков, и Ладога, и Выборг,

И Сердоболь вдали, и – что еще? – Москва…

От росчерков твоих кружилась голова,

Ты воздухом была, светало ли, смеркалось,

Ты родиной звалась, ты рифмами касалась,

Приковывая взгляд. И не было вольней

Иного торжества, чем сеть судьбы твоей,

Чем тень, мелькнувшая к воздушному потоку…

В любой твой летний рай, но не забудь к во