Перцевая Людмила

Это происходит в самую долгую, непроглядно темную ночь, когда всё живое объято беспробудным сном. И только робко выглянувшая в просвет между тучами Луна может видеть на Дворцовой площади вокруг Александрийского столпа смутное колыхание черных теней. Вот они кольцеобразно построились – пешие и конные, вознесенный постаментом и высунувшийся из канализационного люка, с горделивым взмахом руки и опустивший поводья.

Их здесь собралось тысячи (или это - лишь их отсканированные временем тени?), что сулит городу их грозное молчание? Что может это ночное сборище?

Но вот по взмаху руки бронзового истукана, которого все почему-то зовут Железный Феликс, начинается перекличка собравшихся:

- Тимирязев? – Здесь!

- Жуков? – На реставрации…

- Воровский? - Явился!

- Пушкин? – Вот он я!

- Горький? – В метро…

- Ленин? – На броневике!

- Сталин? – Сброшен... Разбит...

Перекличка еще шелестит, то налетает многоголосой волной, то стихает, а Железный Феликс, понимая, что ночь хоть и долга, но не бесконечна, поднимает властно руку, призывая к тишине.

- Я простоял в центре столицы тридцать лет и три года, и еще столько же провел в ссылке, презираемый, оговоренный...

- Но не совсем без вины виноватый, - ворчит Островский, - небось, и ты отправлял в ссылку. И почему тебя Железным кличут, помнишь, бронзовый ты наш?

- За напрасные жертвы всегда приходится платить, - подает голос Петр Первый.

- Ты свои жертвы вспомни, - зло парирует Феликс, - скольких в болото уложил? А всего-то город надо было воздвигнуть. Мы же империю индустриальную возводили, края её раздвигали! Лес рубят - головы летят!

- Сейчас уже никто и не помнит за нами великих свершений, - грустно подал голос Орджоникидзе из уральского провинциального городка Сатки, - меня то за Сталина примут, то за генерала безымянного. Ни по обличью не помнят, ни по делам.

- А все потому, что политики в делах своих не безгрешны, не то, что мы, поэты! - гордо воскликнул Пушкин, - я не зря провидел, что вознесусь главой непокорной выше Александрийского столпа!

- А вы, Сашенька, зря уверовали в свою неприкосновенность, - самым ядовитым голосом сказала Девушка с веслом, - вспомните свой...послужной список побед, сейчас феминистки и за один взгляд в глубину декольте могут четвертовать, а уж ваши подвиги на этом поприще... Не снесут, так дегтем вымажут!

- Позвольте, милейшая, неужели дам можно оскорбить любовью?! Бог мой, и куда только мир катится!

Ленин, внимательно прислушивался к разговору, всё ждал, когда от частных колкостей Великие мира сего перейдут к главному: к набирающей обороты войне человеческой биомассы с памятниками. Ну ладно, его растиражированный образ сильно проредили, может, и впрямь многовато наштамповали вождей с кепкой и вздернутой рукой, перестарались. Хотя среди них есть и вполне художественные работы. Но главное - овеществленная память по всему миру еще оставалась в каменных и бронзовых изваяниях верстовыми столбами Времени! Сотрут их - где гарантия, что человечество не пойдет колесить кривыми дорогами, забывая о буераках и оврагах?

- Господа, господа, не увлекайтесь личным! Посмотрите, война с памятниками охватила всю планету! Даже большевики, расстреляв царя, памятники Николаям и Александрам, Иванам и Екатеринам не переплавили, как-то остереглись. А сейчас и Колумбов, и Вашингтонов, и Ватутиных, и Жуковых валят, почем зря! Надо что-то предпринимать.

- А ничего вы не можете с этим поделать, - высунув башку из канализационного люка, хладнокровно бросил омский Сантехник, - весь мир держится нашими рабочими руками, поэтому Рабочего и Колхозницу отреставрировали и на невероятную высоту вздыбили. А вас, политиков, били, бьют и бить будут... Спускайся ко мне со своего броневика, я - не злобный, помню, как ты кухаркам пророчил, что будут они страной управлять. И действительно, наладили социальные лифты, не отнимешь. Но кому это сейчас надо? Погляди, кому памятники новые ставят: клоунам, кошкам, балеринам... Они - суть непреходящая всех времен, во всех странах.

Собрание притихло. Девушка с веслом и Шахтер с отбойным молотком переглянулись: у них был шанс уцелеть. Феликс и Орджоникидзе понурились.

Луна деликатно задернула темные шторы туч, на конфуз великих людей никому не пристало глядеть. Может быть, до чего-нибудь и додумаются?