Кикоть Сергей

Не озарит. Не ударит вспышкой. Мысль. Просто подкрадётся сзади и шепнёт ласково: «А помнишь…» И как громом тебя ударит в самую уязвимую, но и непонятную часть то ли души, то ли организма. Разобьётся это «а помнишь» на сонмище осколков, они со звоном (из давно позабытого сновидения) начнут падать в пустоты тебя. Ты будешь стараться схватить их, раня до крови руки, в попытках поймать один, что бы остаться в нём… Не выйдет. Но все они очень скоро всплывут утонувшим фрегатом…

Фрегат этот полон мертвецов. Они вопят всякую несуразицу, вопят от счастья и боли, - гомон стоит страшный. И вот через несколько секунд ты уже вопишь им в унисон. Стараешься это делать, копируя жизнь каждого и прикладывая к своей собственной, словно желаешь намочить слюной и использовать как переводную картинку. Но понимая, что это не срабатывает, ты блуждаешь взглядом по сторонам и видишь капитана. Он уверено стоит на носу корабля положив одну руку на штурвал. У него нет попугая, деревянной ноги, треуголки и прочих пошлых атрибутов. Но у него есть густая длинная борода, поверх черноты которой белой Луной светится маска кожи. И ты уже почти ассоциируешь его с самим собой, но тут видишь их… Эти бездонные, чёрные дыры вместо глаз, которые смотрят сквозь тебя. Это точно не ты, это тьма. Капитан, заметив тебя, тычет в твою сторону костлявым пальцем и начинает дико хохотать, этот хохот приглушает весь остальной гомон в своей злобной силе. «Капитан Катамнез здесь! Он хочет судить! Он хочет выбирать, кто готов покинуть нас сегодня!» - пробегает мимо какой-то безумец, ранняя куски плоти на палубу, которую щедро обдаёт водой, видимо из-за поднявшихся волн. Тебе хочется спрятаться, но очень людно. Ища место среди каких-то бочек, ты думаешь, что надо поднять бунт и заменить это страшного капитана, придать тем самым жизнь кораблю и всей команде. Ты отчего-то думаешь, что тебе нужен именно боцман. Целых два человека в каком-то из осколков жизни носили это прозвище, один – твой хороший друг, другой – запутался в этом осколке на правах случайного прохожего. И ты видишь боцмана, отчего ты уверен, что это именно он. Тучный мужчина сидит около бочки, бьёт по её крышке огромной рукой, смеётся и кричит тебе расползающимся, мертвецким ртом: «Мы вздёрнем этого подонка на рее, друг! Мы вздёрнем его! Клянусь тебе! Только дай….» - ужас не даёт тебе дослушать боцмана, потому что его улыбка становится гримасой страшной боли и мёртвая плоть рвётся вдоль уголков рта. Боцман корчится и уползает, а позади него стоит он. Капитан. Его страшные глазницы буравят тебя, пронзают насквозь и он шепчет: «Сквозь твои рваные ноздри, я вижу твою чёрную душу!» Он тащит тебя за шиворот под одобрительные крики, ты пытаешься сопротивляться, но тщетно. И вот уже солёная вода полощет твоё горло, а где-то глубоко под ногами клацают зубами хищные рыбы.

Тошнит. Всё крутится… Осколки мечутся вокруг твоей бедовой головы. Соль. Соль…

Нет, вода уже не солёная. В твоих краях нет таких водоёмов. Ты всплываешь прямо на одной из центральных аллей парка. Здесь тоже очень людно, но тихо. Так тихо, когда звенит. И люди! Они все чёрно-белые и замерли как старые фотографии. Ты в страхе хватаешь первого попавшегося. Трясёшь его и только тогда он начинает подёргиваться как сломанный механизм, его уста пытаются выдавить улыбку: «Ха…Хап…Хапнем хэмпа и пойдём цеплять собак!» - будто с огромным трудом выплёвывает он криво улыбаясь и тут же тебя бросает в центр танцпола летнего диско-бара. Вокруг полно девушек, они все извиваются в танце, но тебе… Уже подкатывает. Ты страшно пьян и тебе нужна лишь одна, но её нет в этом осколке. «О… О…» - её имя не хочет срываться с твоих губ по этой причине. Её ещё просто нет здесь, её ещё просто не существует. И ты ускоряешься, потому что хочешь её существования. Несмотря ни на что хочешь! Ты падаешь на колени и то ли молишься, то ли каешься что в общем-то для тебя едино. Перед несуществующей ещё ней. Ты хочешь извиниться за… За что? За то что был таким глупым, таким пустым и бездарным в вечном: «Человеку нужен Человек». Ты хочешь извиниться за того писателя, который тебя изнасиловал, но боишься, что он изнасиловал и её. Этого обиженного писателя, который уничтожил и чуть не вынул душу всей молодости, пытаясь заставить хотеть страдать. И, о да, ты захотел и страдал, и вот не можешь произнести её имя. Мешая осколки с собственной кровью по бетонному полу танцевального зала ты отчаянно пытаешься найти нужный... «Какой забавный маленький пьяница!» - кричит тебе девичий голос в ухо и хватая под руку влечёт куда-то. Дальше размазанные, мокрые поцелуи с привкусом пота, тебе снова тошно…

Осколки мутнеют. Чем дальше, тем больше они похожи друг на друга. Ты стоишь у прилавка и трясущимися от забытой злобы руками покупаешь пачку сигарет и бутылку водки, которую так и не выпьешь. Потому что всё. А Её уже нет. И ты ненавидишь за это себя, так тяжело простить. Единственная соломинка истлела, единственный (как тебе кажется) лучик угас. Вернуться бы! Куда угодно. В любой осколок. Фантазия несёт тебя, ты мечтаешь и воплощаешь. И вот ты во вспышке сепии, более молодой заходишь в ларёк за очередной бутылкой пойла, которую теперь уж точно выпьешь. Но останавливаешься преисполненный знаниями грядущего. В голову ничего не приходит кроме каких-то монеток, которые в будущем станут страшно дорогими. Ты покупаешь их, продавщица сыпет эти забавные монетки в твои ладони, и ты почти счастлив. Почти, потому что понимаешь, что это всё грёза. Выйдя из ларька, покинув территорию сепии, монетки черепками сыплются из твоих рук на потрескавшийся асфальт. У дороги стоит какой-то силуэт в лохмотьях и без лица. «Слёзы и грехи отцов ваших!» - кричит он, тыча пальцем в твою сторону. Злость снова накатывает. За всё. За отсутствие возможности добиться аудиенции у исполнителя желаний. Ах как хочется однажды обнаружить на краю своей кровати прелестную деву в чём мать родила, которая в серости утра повернёт к тебе свою изящную головку и нежно прошепчет: «Только давай рассудительно и всё продумаем. Что бы твои желания никому не навредили. А потом капельку крови…» Ты с разбегу бьёшь чудаку в лохмотьях прямо по отсутствующей физиономии, он кубарем летит через ограду на тротуар и превращается в тёплую, трёхцветную подругу. Она грустно смотрит на тебя, её хриплое мяуканье полно сочувствия. Срываясь с места, она начинает рыть землю и прячется в ямке. Навсегда. Тебе больно… Отнимается всё, до последних крупиц. Красок всё меньше и меньше в этом и без того тусклом быте. И никаких тебе желаний.

И вот будто бы кто-то незримый выключил свет. Тьма окутывает тебя. Но она беспокойна. Шум спорящих голосов, которые делают всего тебя, ни на миг не умолкает. Но всё громче и громче становится звон тишины. Фрегат прячется обратно в пучине бесконечного океана, вместе с капитаном и его обречённой командой. У них минута (а может вечность) молчания, пока вода поедает их, все они отдают кому-то честь. А дыры глаз капитана наполняются слезами. Рушится летний диско-бар, рассыпается весь парк с его фотографиями… красивыми лепестками летит пепел.

Во рту сладко от скопившейся слюны, губы и щека чуть онемели.

Неужели ты уснул? Неужели эта подлая мысль отправила тебя в царство, которое должно быть спокойным. Чертовка добралась и до этих глубин твоего сознания. Нигде теперь не спрятаться. И пробуждение не дало тех вожделенных мгновений беспамятства. Ты прекрасно знаешь, кто ты и где ты. И все проблемы, все тревоги и страхи лавиной сокрушаются на твой онемевший рассудок.

Ты борешься, но долю секунды. Борешься за право получить таки несколько минут безмятежного сна, но увы. День уже отправляется колесом дальше, увлекая тебя за собой. Что бы повториться, скопировать тебя, пнуть и отправить в счастливый путь к какой-то непонятной цели. Но сегодня он будет милосерден, в его спицах не запуталась та самая мысль. Ты встанешь, а она останется в постели, что бы дождаться долгожданной ею очередной возможностью прошептать тебе такие просты слова: «А помнишь…»